Бог в помощь всем, кто захочет переплюнуть «Сладкоголосую птицу юности» Кирилла Серебренникова. Нынешний театральный сезон только приближается к экватору, есть еще время для разбега и прыжка в заоблачные выси. Однако заранее прошу прощения, что не верю в успех конкурентов, — пройдет зима, настанет лето, и, подводя окончательные итоги, мы вероятнее всего опять вернемся к «Птице», чтобы присудить ей пальму первенства без всяких оговорок. Ну, если не пальму, то бамбуковую удочку?
Одно на другое сам Серебренников махнул с легкостью необыкновенной: «лес величественных королевских пальм» из сценографической экспликации Уильямса — на легкий бамбуковый частокол. Он вообще многое изменил в переводе и даже в самой пьесе. Отдельные сюжетные линии повернуты вспять, словно сибирские реки по прихоти мэра Лужкова. Пошли под режиссерский нож война в Корее и проблема десегрегации: что актуально для Америки конца 50-х, будет попахивать нафталином в московском зале спустя полвека. А, может, и не нафталином, а, напротив, свежей кровью — когда реакционер Босс Финли заклинает белокожее население блюсти чистоту расы. Но совсем недавно мхатовским «Терроризмом» Серебренников уже пометил тему идиосинкразии. На сей раз шовинизм тяжелый — расовый, обернулся шовинизмом пикантным — сексуальным. Многочисленные выпады против черных опять же легко махнули на одно-единственное оскорбление в адрес голубых. Правда, именно в этой пьесе Уильямса педерастические намеки отсутствуют — редкий случай. Зато прототип Чанса (фигурирующий в мемуарах драматурга под именем Райан) действительно был бисексуален. К тому же, дураку ясно: Уильямс защищал негров, а страдал за себя, любимого?
Авторство русского текста в программке «Сладкоголосой птицы» не указано вообще. Понятно, что за основу взят широко известный перевод Вульфа и Дорошевича, однако переписан он Серебренниковым чуть ли не полностью. Пьеса зазвучала легко, современно и гораздо более поэтично. Согласитесь, «эти птицы больны» и «эти чайки орут, как будто у них колит» — варианты принципиально разные с точки зрения литературных достоинств. И когда кинозвезда Александра дель Лаго исступленно втирает кулачок в солнечное сплетение, демонстрируя, как сладко и мучительно перекручивает актерские внутренности одна, но пламенная страсть, ее уста уже не исторгают пошлейшее словосочетание «жажда творчества»?
То, что прежде стыдливо именовалось «ужасной операцией», теперь названо вслух. «Аборт», — твердо, даже слишком твердо вдалбливает доктор Скуддер вернувшемуся в город Чансу Уэйну. «После твоего отъезда ей пришлось сделать аборт. Операция оказалась неудачной. Она больше не сможет иметь детей». Последнее, кстати, новость. Сколько я помню, Уильямс наградил свою героиню Хэвенли духовным, а не буквальным бесплодием. Но Серебренников знает, что сегодняшнюю публику надо пугать вещами конкретными, прагматическими. С философских высот (Хэвенли закрыта для будущего, она отрицает для себя любое будущее) спустились на нормальную грешную землю (будущего нет по причине врачебной ошибки).
Кроме основательной редактуры, произведенной лично Серебренниковым, к пьесе добавились прологи сочинения Нины Садур. Действие прологов происходит в богадельне, где сплетничают и цапаются между собой старухи, родившиеся до исторического материализма. Накладные зады, животы и бюсты плюс патлатые сивые парики — все очевидно: Шекспир, «Макбет», ведьмы. Для героев они олицетворяют чистилище и еще один, помимо зрительского, взгляд со стороны.
Сюда, в дом престарелых, а вовсе не в «фешенебельный отель на Золотом побережье», заваливается ночью странный дуэт — стареющая актриса (алкоголичка и наркоманка) и молодой парень, всегда готовый услужить в постели богатой дамочке. Парень, Чанс Уэйн, когда-то жил в этом городе, любил, да и сейчас еще любит дочь мэра, ту самую Хэвенли, но ее отец был категорически против такого союза, и Чанс уехал. Нынешний визит — отчаянная попытка забрать девушку с собой, а Александра дель Лаго, она же Принцесса Космонополис, — последняя возможность для Чанса попасть в мир большого успеха и больших денег.
Вровень с чердаком богадельни подвешен большой желтый диск. Луна не гаснет ни днем, ни ночью, только постепенно идет на убыль — черная тень отъедает от нее по кусочку. Под сказочным серпом Чанс выясняет отношения с братом любимой девушки, и мы удивленно понимаем, что романтический любовник по сути своей — чистое дерьмо. Нормальная метаморфоза для Уильямса? Когда же серп истончится до нитевидности, на сцене с ним грозно зарифмуются точно такие же крестьянские орудия труда. Чанс будет лежать в позе зародыша, прикрывая руками самое дорогое, и торжественный акт кастрации пройдет на высоком идейно-художественном уровне. Серебренников, похоже, против любых недоговоренностей: Чанса обещали оскопить и оскопили, сто пудов.
Единственный недостаток Чанса — Юрия Колокольникова, как ни странно, юность. Герою Уильямса двадцать девять, в спектакле возраст на три года снизили, но актеру-то всего лишь двадцать один, и это заметно: вместо молодого мужчины Принцессе противостоит мальчишка. Почувствуйте разницу. Тем не менее, дебютант Колокольников со своим безумством храбрых заслуживает отдельной песни: как вольно он обходится с главной примадонной «Современника», как крутит ее, вертит, кувыркает по двуспальной кровати, таскает на закорках, массирует ножки?
Принцессу Космонополис и Хэвенли играет Марина Неелова. Вторая роль менее интересна — в том смысле, что такое мы уже видели. Оля из «Спешите делать добро», Офелия с букетом бамбуковых палок. Куцый хвостик на затылке, страдальческий взгляд младенца в манеже, осмысляющего взрослый мир? Зато Принцесса сработана роскошной, великой, гипнотизирующей актрисой. Здесь амплитуда — от простушки, ломаки, прожженной лицедейки до великой страдающей женщины: здесь комедия, драма, трагедия, отчаяние, восторг, безоглядная лихая смелость и глубокое знание, умножающее скорбь. И если первый шквальный аплодисмент Неелова получает лишь на сорок пятой минуте, так это оттого, что зритель заворожен, вознесен и раздавлен.
Неелова у Серебренникова — бесценный бриллиант в дорогой и стильной оправе. Бриллиант важнее, но и оправа принципиальна. Вычтите из «Сладкоголосой птицы» Неелову — получите «Терроризм». Отнимите у Нееловой тени на простыне, сигаретный дым, мужские торсы в подтяжках, девушку, нащипывающую на контрабасе «Вернись в Сорренто», коллагеновую маску, когда лица нет, а играть надо, как будто оно есть, — наверное, Неелова ничего не потеряет. Потеряет зритель.
Принцесса и Чанс пытались помочь друг другу, но оказались эгоистами до мозга костей. Итог плачевен. Неелова и Серебренников сумели пойти друг другу навстречу, — результат получился ошеломительным. Иногда имеет смысл проявлять добрую волю.

Елена Ямпольская
10-12-2002
Новые известия