Почему-то вдруг вспомнилась машина времени, которая может переносить человека то в далекое прошлое, то в не менее далекое будущее. Я вошла в фойе театра «Современник» и внезапно очутилась в достопамятном году достопамятного прошлого. То ли в тридцать седьмом, то ли в сорок девятом, то ли еще в каком-то, до того самого, пятьдесят третьего, незабываемого.
Прямо на зрителей, входящих в фойе театра, глядит знакомая многим и многим скульптура — Сталин в шинели, хмурое, волевое, усатое лицо под военной фуражкой. Слева картина: его профиль на фоне ясного неба. Еще один его портрет, еще, портреты соратников — Кагановича, Молотова, Жданова, Ворошилова… Лозунги, восхваляющие «отца народов», транспаранты, развешанные вдоль стен, и громкие, оглушающие звуки маршей, радостных, ликующих, воспевающих Сталина, «творца счастливой жизни народа».
Вспомнилось, как-то умный человек сказал: «Чем грознее свершались дела, тем радостнее звучали песни».
Звонок, призывающий в зал. Еще не началось действие, а уже звучит непозабытый голос с сильным грузинским акцентом, той дело прерываемый громом аплодисментов, истеричными выкриками кого-то, неведомого. А он продолжает вещать в своей, еще в семинарии усвоенной дидактически-поучительной манере, не выносящей ни единого возражения, примитивной по изложению и все одно восторженно, благоговейно воспринимаемой слушателями.
Начинается театральное действие. Тюрьма. Заключенные. Следователи. В полумраке — хрупкая фигурка в черном костюме, Марина Неелова, не похожая на себя, хорошо всем знакомая, играющая роль главной героини, автора книги «Крутой маршрут» Евгении Семеновны Гинзбург.
Мне довелось знать лично Евгению Семеновну, мать писателя Василия Аксенова. Мы жили с нею в одном доме. Черноглазая, черноволосая, пышная масса темных с легкой проседью волос возвышалась над красивым, с правильными чертами лицом, энергичная не по годам, очень деятельная, она запоминалась всем тем, с кем входила в контакт хотя бы ненадолго.
Я сказала ей однажды: «У вас сильное биополе…». Она восприняла мои слова абсолютно серьезно: «Да, вы правы. Если бы не мое сильное поле, я бы наверняка не выжила бы…».
Я знала, что она пишет историю своей жизни. Однажды она дала мне почитать рукопись. Это было впечатляющее, написанное выразительным, четким языком литературное произведение. Не боюсь назвать рукопись произведением, настолько его отличали хорошо выдержанный стиль и неподдельная художественность. Разумеется, следует отдать должное и теме, выбранной Евгенией Семеновной. Впрочем, почему выбранной? Скорее, эта горестная и грозная тема сама выбрала ее, и ей пришлось правдиво и достоверно написать все то, что с нею случилось. Точными, исполненными горечи и страданий словами. Отнюдь не стремящимися бить на жалость. Напротив, сравнительно строгими, порой даже совсем недлинными, почти информационно сообщающими о том или ином событии. Но тем сильнее складывалось впечатление, прочитаешь — и мороз по коже. Страшно читать, однако продолжаешь, оторваться невозможно…
О чем спектакль? О прошлом, пережитом. О том, как молодая женщина Евгения Гинзбург — Аксенова была арестована и сидела в тюрьме вместе с другими безвинными жертвами сталинщины. Вот так вкратце можно охарактеризовать сюжет постановки, сотворенной из повести «Крутой маршрут» Александром Гетманом и поставленной Галиной Волчек.
Динамики действия немного. Впрочем, какая тут динамика, когда главное внимание обращено к словам артистов, летящим в зал? Когда зрители напряженно вглядываются в изможденные лица старых и молодых мучениц? Когда рыдания, доносящиеся со сцены, невольно вызывают слезы сострадания, непритворного сочувствия, когда вдруг, на время, забываешь о том, что это театр, это — спектакль, это — не настоящая тюрьма, не настоящие арестанты, не настоящие следователи…
Я видела глаза пожилых людей, должно быть, подобно мне вдруг ощутивших себя в далеком и незабытом прошлом. Захотелось расспросить зрителей, узнать об их впечатлении. Воспользовавшись давней журналистской привычкой, я подходила ко многим людям после спектакля.
Пожилой, седоголовый человек с орденской колодкой на груди:
 — Сильная вещь. Вдруг разом все вспомнилось, все то, что было…
 — А было многое?
 — Считайте сами — Воркута, Колыма, Княж-Погост. Оттрубил пятнадцать годков, и все больше на лесоповале…
Рослая женщина в джемпере, щедро опоясанном люрексом, напористо спросила с непритворным возмущением:
 — А чего смеяться над Сталиным? Нет, в самом деле? Взяли великого вождя и давай издеваться над ним? Так, ведь? Что же это такое, в самом деле!
Само собой, я не знала этой женщины. Видела ее впервые, но подумалось: именно так могла сказать небезызвестная Нина Андреева, недавно побывавшая в Гори, чтобы отдать долг любви и признательности «великому отцу народов мира».
По дороге домой, прокручивая еще и еще раз все перипетии спектакля, я вспоминала об актерах. Кто запомнился больше всех? Тут, безусловно, первое место принадлежит по праву Марине Нееловой. Это, на мой взгляд, одна из наиболее ярких «звезд» нынешнего театрального небосклона. Каждая ее роль, что в театре, что на экране кино, — всегда явление, всегда поражает органичностью, неподдельной искренностью, бурным темпераментом и в то же время истинным изяществом исполнения, отточенностью каждого жеста, каждого, даже мимоходом, как бы случайно произнесенного слова. И всегда, во всем она разная. В этом также всегдашнее безошибочное проявление подлинного таланта — не застывать в одной и той же, пусть удачно найденной форме.
Великолепно сыграла Лилия Толмачева, Нина Дорошина превосходна в роли эсерки Дерковской, Галина Соколова, на мой взгляд, актриса нереализованных возможностей, изначально талантливая, умеющая найти точную ноту, точное звучание в каждой сыгранной ею роли.
Мужчины, по-моему, играли слабее. Актер М. Жигалов, исполнявший роль Царевского, что называется, переигрывал до того, что невозможно было ему верить, а это уж последнее дело, когда исполнителю не доверяешь. Более достоверным представляется мне исполнение Геннадием Фроловым роли следователя Ливанова.
Впечатляла музыка спектакля, вернее, шумовое сопровождение, включавшее в себя лязг замков тюремных камер, крики пытаемых, глухой гул, как бы издаваемый самой землей…
Спектакль «Крутой маршрут» может нравиться или не нравиться. Но позабыть его невозможно.

Людмила Уварова
28-02-1989
Вечерняя Москва