Повесть Константина Симонова «Двадцать дней без войны» (Из записок Лопатина) недавно обрела новую жизнь в театре «Современник». На основе своей повести Симонов написал пьесу, а молодой режиссер И. Райхельгауз поставил спектакль «Из записок Лопатина». Название, пожалуй, несколько неожиданное для пьесы. Не правда ли? Театр есть театр. Драма есть драма. А жанр записок — повествовательный по самому своему характеру — как будто даже противопоказан законам драмы. Однако драматург на этот раз действительно предпочел повествовательную форму. Не зря пьеса Симонова даже имеет специальный подзаголовок — «Повесть для театра в двух частях».
«Из записок Лопатина» — спектакль-раздумье, спектакль-монолог, спектакль-дневник. А люди, проходящие перед зрителями, — герои повести, которую пишет военный корреспондент Лопатин. Они и вызываются на сцену по мере того, как, углубляясь в свои записи, Лопатин воскрешает в памяти эпизоды то недавнего, то отдаленного прошлого, сводит вчерашний день с сегодняшним, меряя мысли, чувства и дела людей собственным фронтовым опытом, жизнью, прожитой на войне.
Для Симонова сценическая пружина заключена в спорах действительных или мысленных, которые ведет Лопатин, в столкновении взглядов, жизненных позиций, в напряженных раздумьях о жизни и смерти, в обсуждении нравственных и этических проблем, подсказанных трудной обстановкой военного быта. Так появится в спектакле Ксения — жена Лопатина (А. Вознесенская), у которой в дни войны окончательно разладились отношения с мужем — слишком разно смотрят они на жизнь и различно ее понимают. Круто разойдутся дороги Лопатина и старинного его друга поэта Вячеслава (П. Вельяминов). Впрочем, Вячеслав сам обрек себя на трагическое отшельничество в далеком Ташкенте, малодушно предпочтя жизнь в эвакуации беспокойной и опасной жизни военного корреспондента. И будут в записках Лопатина, а следовательно, в спектакле другие люди, другие характеры — бесконечно одинокая, нежная, трогательная и мужественная Ника (М. Неелова), Кинорежиссер (О. Табаков), страстно мечтающий поставить фильм о героизме советского народа, и Актриса (Л. Добржанская), которая, готовясь к новым ролям, требовательно и настойчиво расспрашивает Лопатина о человеке на войне, его думах и чувствах. А во фронтовой редакции горячо и бескомпромиссно будет судить о виденном и пережитом на дорогах войны талантливый, темпераментный журналист Гурский (К. Райкин), который к началу действия пьесы уже убит на фронте, а в памяти Лопатина все равно остается жить как пример преданности воинскому и журналистскому долгу.
Пьеса Симонова о войне, но без войны и без выстрелов. Только сухой треск пишущей машинки, многократно усиленный динамиками, будет в этом спектакле тревожно и настойчиво напоминать треск пулеметных очередей. Дело в том, что в разгар войны Лопатину доведется прожить несколько дней без войны. По ходу действия он отправляется в Ташкент, где по его сценарию ставится фильм. И эта краткая пауза, эта неожиданная передышка заполняется для Лопатина встречами и разговорами, которые потом тоже лягут на страницы дневника.
Лопатин, каким его играет В. Гафт, соединяет в себе черты штатского и военного, человека одновременно и мягкого, и непреклонного, многое повидавшего и узнавшего за годы войны, многое по-новому оценивающего. Во всем внешнем облике Лопатина — Гафта, интонациях голоса, жестах, походке есть та необходимая мера естественности, которая сразу же располагает к себе, заставляя внимательно прислушиваться к его словам. А пьеса Симонова требует от зрителей сотворчества, внутренней сосредоточенности, сопричастности мыслям Лопатина и других ее персонажей. Она не предлагает зрителям эффектных поворотов сценического действия, она приглашает нас следить за драматургией мысли — глубокой, искренней, часто горькой, но горьким было и само время. А ситуация пьесы, когда Лопатин вдруг на какое-то время оказывается вне войны, помогает ему взглянуть на нее как бы со стороны и прикоснуться там, в тылу, к таким проблемам, которые, быть может, за недосугом раньше не замечал или не считал существенными. А ведь это тоже было — мелкое себялюбие, личные неурядицы, корысть, разочарование в друзьях. Но тем ярче для нас высвечивается главное — цельные, чистые, не согласные ни на какие сделки с совестью характеры героев Симонова. Тем богаче нравственный урок, который заключен для нас в этой пьесе, повествующей о прошлом, но адресованной дням сегодняшним. 
Театр, режиссура сделали много для того, чтобы раскрыть внутренний смысл и содержание пьесы, донести до зрителей симоновский текст. Много, но не все. Волей-неволей приходится присоединиться к упрекам, которые прозвучали в первых откликах на спектакль. Эти подвижные платформы, эти багажные тележки, на которых выезжают персонажи пьесы, а потом сами же заталкивают их назад, за кулисы, скорее мешают, чем помогают актеру на сцене. Вероятно, платформы должны были символизировать атмосферу неустроенности, бесприютности, напомнить о тысячах и тысячах беженцев. Выброшенные во время войны из родных гнезд, они кочевали по дорогам России, ехали куда глаза глядят в битком набитых эшелонах, жили на станциях… Однако сильного, впечатляющего, эмоционального образа так и не получилось. И, пожалуй, излишне аскетичны краски на режиссерской палитре. Уверен: если бы разок-другой спектакль разрядился улыбкой (ведь бывало же на войне и это), если бы блеснул, на худой конец, солнечный луч, от этого только выиграли бы и актеры, и зрители.
В критических статьях и рецензиях утвердился своего рода штамп: в конце, под занавес, перечислив недостатки спектакля, тут же примирительно объявить, что все недостатки частные и что они не снижают общего звучания постановки. Увы, снижают! Даже частные. Снизили и на этот раз. Со всем уважением относясь к работе коллектива «Современника» над симоновской пьесой, все же задаешься вопросом: не слишком ли он получился статичным, спектакль «Из записок Лопатина»? И выше отметив, что сама по себе эта «повесть для театра» требует от зрителя сотворчества, активной сопричастности мыслям и чувствам героев пьесы, не следует ли прибавить, подводя некий общий итог, что большая забота о зрелищной стороне спектакля, о разнообразии его красок в данном случае была бы, пожалуй, не лишней? Хотя бы с эмоциональной точки зрения. Все-таки театр есть театр.

Б. Галанов
24-01-1975
Литературная газета