Наш разговор с известной актрисой театра и кино, лауреатом премии Ленинского комсомола Мариной Нееловой состоялся у нее дома.
 — Ваша биография наводит на мысль о счастливой судьбе. Ощущали ли вы себя когда-нибудь жертвой, какой бываете в фильмах?
 — Конечно.
 — Конечно?
 — Конечно. Я не знаю ни одной женщины, которая никогда не страдала бы от любви, никогда не была бы мучима, никогда не была бы сама мучителем, не боялась бы остаться одной. Все, что я играю, не плод фантазии. Искусство — прекрасная почва для реванша и ответов на многие собственные вопросы, единственное место, где ты можешь реализовать все нереализованное.
 — При разумной экономии этого может хватить на много ролей. Значит, если вы, улыбаясь, говорите: «Андрей, ты меня бросил?», то в жизни вам не удалось так улыбаться?
 — Или удалось? Или удалось.
Есть в Ленинграде институт — театра, музыки и кинематографии, куда Марина Неелова поступила, ни разу не усомнившись в своем призвании, и была принята на курс к Ирине Всеволодовне Мейерхольд и Василию Васильевичу Меркурьеву. А через два года она со сценарием в руках уже готовилась переступить порог студии «Ленфильм», где режиссер Надежда Кошеверова смотрела кандидатов на главные роли в картине «Старая, старая сказка».
Съемка началась с плана, где, ухватившись за край платья, принцесса превращает его в мини. Неелова не переставала удивлять всех своей раскованностью перед камерой. При звуке хлопушки она, не мешкая, принималась за дело. Это были ее первые шаги к известности. Она — студентка третьего курса института. Она увидела камеру, направленную на нее, ощутила на лице жар юпитеров. По воспоминаниям участников съемочной группы, в ней было что-то от Белоснежки, и все «зверюшки» «Ленфильма» сияли и тянулись за ней, создавая вокруг юной принцессы незапланированную массовку.

 — Ах, какая девочка! Какое-то розовое существо, во всяком случае, мне явно антипатичное. Прекрасно помню первый съемочный день. Я испытывала страх, который испытывает, наверное, каждый нормальный человек перед первым шагом на сцену, перед вторым, перед десятым и каким угодно, сколько бы ты ни работал.
От страха я почувствовала полную раскованность. У меня потом часто внутренний зажим выражался в этом, как у других — в столбняке. Однажды дошло до того, что во время репетиции я, находясь в состоянии нервного возбуждения, так разбегалась по сцене, что свалилась в зал. И тут же успокоилась, поняла, что самое страшное позади, потому что страшнее уже ничего быть не может.
Помню, как в первый съемочный день я всех насмешила своим отчаянием. Кошеверова, нежный, чуткий человек, нашла в этом что-то и утвердила меня на роль, хотя все категорически высказывались против: «Кого угодно, только не эту». Многие потом спрашивали меня, действительно ли я впервые снимаюсь, потому что оператор был удивлен моей наглостью, которая на самом деле была моим способом самозащиты.
 — Некоторые считают вас человеком с ангельским характером.
 — И я их целиком поддерживаю, хотя любовь вызываю отнюдь не у всех. Скорее наоборот. Я всегда вызывала, вернее, почти всегда вызывала раздражение у людей, которые со мной общаются. Ничем не могу это объяснить, потому что я бы себе, наверное, нравилась. Но, попадая в новый дом, вижу, как я начинаю его хозяев раздражать с первого же шага. Вот поэтому не могу сказать, что вся моя жизнь проходила и проходит под знаком особой любви.
 — Вы просто очень строги к себе. И все же попробуем начать с самого начала, с детства.
 — Хорошо. Первая встреча с театром была в четыре года. От этого осталось нежное и чувственное отношение к балету. Я не просто в четыре года попала на «Щелкунчика», а с четырех лет пересмотрела все балеты в Кировском театре по несколько раз. После этого было истоптано множество туфель и сандалий, и я твердо была уверена, что буду балериной. С тех пор буквально замираю, когда вхожу в зрительный зал оперного театра или когда слышу, как настраивают инструменты.

У Марины была хрупкая фигура, карие, внимательные, вопрошающие глаза, женственная пластика и неутомимость в работе. Меркурьев записал в своем дневнике: «Ее биомеханическая ворона совершенно живая».
?Снимали сказку Андерсена, впрочем, максимально приближенную к жизни: бедный, конечно, король и, конечно, маловоспитанная принцесса: ее заколдовали, сделали вредной. Солдат поцелуями снимает колдовство, и они уходят по дороге, ведущей в великое Никуда. Дочь трактирщика (вторая роль Нееловой в фильме) сомневается: куда же принцесса пойдет от отца-короля, да еще без денег! Вопросы вполне современные, на них и отвечать нужно современно: найти характер современной принцессы. Это и будет ответ трактирщице.
В фантастических регистрах Неелова пробовала самые насущные и беспокойные ноты. Может быть, сегодняшним дням и свойственно это противоречие: безоглядность в любви (как и положено в семнадцать лет) и практичность в выборе. Может, как и в фильме, принцесса и дочь трактирщика — одно лицо?
Она мечтала о театре, где, как ей казалось, все красивее, чем в жизни, поэтому, поступая в институт, преодолела огромный конкурс: сто человек на место. Но театральная красота существует лишь для зала. На сцене же положено трудиться. Как она восприняла сцену?

 — Есть вопросы, на которые не знаешь, как ответить, они за границами словесного ряда. Если меня в театре посадить в мешок и носить из одного помещения в другое, то я совершенно четко скажу, где находится сцена. Как это сформулировать? Запах сцены и волнение, когда действительно падает сердце. Я испытываю такое каждый раз, просто не могу сказать, что чувствую, когда иду на сцену.

Василий Васильевич Меркурьев? С ним можно было говорить на любые темы. Удобно расположившись в центре зала, он наблюдал, как студенты перемещаются из одного угла сцены в другой. В надежде активизировать эту сонную массу, он тщетно объяснял, что сценическое действие есть нечто, вокруг чего надо сгруппироваться. Если же это нечто утеряно, то все играют «просто так» и начинается самопоказ. Студенты с трудом улавливали его мысль.
Однажды, в минуту сомнений, у него зародилось сравнение с хоккеем. Это произошло у Петропавловской крепости, куда ленинградцы устремляются в первые же весенние погожие дни и где можно приобрести слабый загар. Меркурьев увидел мальчишек, которые палками гоняли теннисный мяч. Вот как надо группироваться вокруг действия! Вечером на занятиях раздалось его характерное сфорцандо: «Шайбу!»
 — Что? Что?
 — Пасуй! Реплики парируй! Ша-а-айбу!
Ирина Всеволодовна Мейерхольд громко смеялась?
Выпуск на курсе, где продолжала занятия Неелова после окончания съемок, состоялся в 1969 году. Василий Васильевич произнес взволнованную речь. Ему предстояло выслушать поток благодарностей от людей, которые в скором времени будут называть себя воспитанниками Меркурьева. Через четыре года журнал «Советский экран» поместит портрет Нееловой на обложке. Трудно поверить, что это было так недавно.
Типаж, который она создала, был принят безоговорочно. Следует новая роль в киносказке «Тень». Но с тем же успехом Неелова могла бы сняться еще в десятке сказок. А могла бы и не сняться. К ее опыту и к опыту зрителя это уже ничего не добавляло. Она творила безоблачно ясные образы. Но безоблачно ясного искусства не бывает. Рано или поздно перед исполнителем возникает проблема риска.

 — Меня это преследует всю жизнь. Когда начинаешь, риск неизбежен, потому что на использованных приемах ничего не докажешь. Но ты всю жизнь будешь жить на трапеции. Это и есть норма бытия, пока работаешь. Каждая роль — прыжок на облако, где можно удержаться, только перепрыгнув на следующее.
Режиссеры увидели в Нееловой не просто еще одну талантливую актрису, обладающую суммой профессиональных качеств. В ее мышлении, способе исповедоваться легко было обнаружить черты современного ей поколения, вошедшего в кинематографическую реальность из наплыва и представляющего очередную загадку.
Это был новый, не слишком изученный киномир. Современная сверхчувствительная камера пыталась проникнуть в него. Так была открыта тема Марины Нееловой. Честь первооткрытия принадлежала ленинградскому кинорежиссеру Илье Авербаху. Его намерения были изложены в коротком телефонном звонке, пригласившем Марину в задуманный им фильм «Монолог». Из сказочного кинодетства она шагнула в невыдуманный мир. Здесь уже не было Андерсена, и все кончалось трагически. Из ее актерской жизни навсегда уходил счастливый конец.
Благополучный дом. Жизнь, построенная на повторах. Мебель не сдвигается десятилетиями. Обитатели — экспонаты ими же созданного (музея. Да, но где же бикфордов шнур, который догорает, и вот-вот раздастся взрыв? Ведь без этого драм не бывает. Героиня Нееловой находится в том переломном возрасте, когда случаются первые ожоги. Она — из уравновешенного поколения, сосредоточенного на себе, взрослеющего на фоне родительских драм. Ее сверстницы с детства знают, что такое нервная система, носят мужские кепи, мушкетерские сапоги.
Умеют ли они вознестись над реальностью? Нуждаются ли в ласке? Кажется. Хотя? Тянутся ли к доброму слову? Но к тому доброму слову, которое говорится не в микрофон, а для тебя одной. А от кого услышишь его в спешке XX века, в темпах влюбленностей, не успевающих стать любовью? Не от компьютера же. Эти ушедшие в себя девочки, кажется, согласны, чтобы их меньше замечали. Здесь главное — не задеть взрыватель.
Все обитатели дома вынашивают планы начать все заново. Это фильм — монолог поколений, каждое из которых совершило положенное количество ошибок и стоит на пороге новых, чья сумма образует жизнь. Дед главной героини, титан науки, создающий препарат для управления мозгом, беспомощен перед рядовой драмой. Не бог весть какая сенсация. Неелову волнует другое: беззащитность полудетских драм ее героини перед титаническими задачами, которые решаются человечеством. Невозможно забыть сцену, где она простирает руки к экрану, обвиняя деда в предательстве: «Ты - как они». Народный артист СССР Михаил Андреевич Глузский, играющий его, вздрогнул от чувства обиды. «Они» — это человечество. Такому человечеству не дождаться ее прощения, в чем она явно заблуждается.

 — Глузский до сих пор называет меня внучкой. Когда сцена моей истерики в «Монологе» была забракована и ее надо было переснимать, он мне подыгрывал за кадром. Достаточно сложно было включиться в необходимое состояние спустя месяц. Помню, что на последнем дубле кончился текст, а камера все гудит. Продолжаю плакать? плачу? еще плачу. Когда кончилась пленка, Михаил Андреевич бросился ко мне: «Деточка, не плачь, внучка, вот тебе яблоко». Это было замечательно непрофессионально и замечательно по-человечески.

Итак, приблизительно с середины 70-х годов на киноэкране по-хозяйски расположились юные героини Нееловой. Она уже была известна, ее имя произносили во многих театрах Ленинграда. БДТ также знал о ней. «Надо с этой актрисой встретиться, поговорить. Кинорежиссеры ее погубят»,- сказал однажды главный режиссер БДТ Георгий Александрович Товстоногов, отвечая на вопрос одного из критиков. Но находившаяся тут же завлит сообщила, что Неелова уволилась с «Ленфильма» и едет в Москву. «Очень напрасно. Она потеряет все»,- заключил Товстоногов, навсегда покончив с этим вопросом. Так или иначе, Неелова рассталась со штатной работой в кино.

 — Я всегда хотела с ним расстаться. Мне через кино необходимо было попасть в театр, я так решила. В театре показываться я не могла потому, что. во-первых, страшно боялась, а во-вторых, ни в какой театр, кроме БДТ, живя в Ленинграде, естественно, я не хотела, а в БДТ? Показываться и не быть принятой было равносильно потере уверенности в себе на много лет. Человек, проигрывая, очень теряет в своих запасах. После окончания учебы я так построила свою жизнь в фантазиях: надо будет сняться в каком-то фильме, где я замечательно сыграю и где меня кто-нибудь увидит и пригласит к себе в театр?
Так и случилось. Марина встретила в Москве людей, видевших ее в кино. «Я нашел молодую Раневскую»,- заявил один из них, явно заламывая цену, директору Театра имени Моссовета.
 — Это вы молодая Раневская? — полюбопытствовал тот.
 — Я, — подтвердила она, ужасаясь.
 — Вы будете к нам показываться? Неужели ее жаждет увидеть сам Завадский?

 — Я начала репетировать в пьесе, и на пятую или шестую репетицию пришел Завадский. Пришел и весь худсовет. Занятые в будущем спектакле артисты очень волновались, а я на почве всеобщего волнения успокоилась. Завадский никак не мог дойти до моего выхода, он на каждом слове всех останавливал: войди снова, повтори, неправильно. Как Станиславский: не верю. Я же все время стояла наготове, и меня такое положение уже начинало раздражать. Ведь то был мой дебют, а они тут разрепетировались и никак не могут остановиться. Да что ж это такое? Только приготовлюсь, а на сцене снова какая-то заминка.
У меня уже был такой напор, что, не выдержав, я выскочила на сцену. Завадский был ошеломлен, а я в течение двадцати минут не давала ему опомниться ни на секунду. Он, оказывается, был не в курсе, что пришел меня смотреть. Его просто попросили прийти на очередную репетицию и сделать замечания. Юрий Александрович удивленно смотрел на меня, пытаясь понять, кто я такая и что вообще происходит. А я играла и думала: только бы мне до конца дойти, показать, на что я способна.

?Поднявшись на пятый этаж и выйдя из лифта, Марина увидела торчащую из дверей наголо выбритую голову, кое-как прикрытую париком. Это произошло несколько недель спустя после того, как дна блестяще выступила в дебюте, заворожила Завадского и была принята в труппу Театра имени Моссовета. В это время режиссер театра «Современник» Валерий Фокин искал актрису для ввода в спектакль «Валентин и Валентина». Случайно увидел «Монолог». Неелову разыскал по телефону игравший Валентина Константин Райкин. Просил прийти. Она сказала: «Хорошо, хорошо, но я сегодня не могу и завтра, наверное, не смогу». Старалась по возможности оттянуть встречу. Слишком многое значил для нее «Современник». Провалиться она не могла.
Уже полчаса Константин Райкин ждал ее на лестничной площадке. Он недавно закончил сниматься в роли татарина в фильме Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» и теперь был наголо обрит. Поглаживая парик, он ввел ее в квартиру. Они проговорили четыре часа. На следующий день начали репетировать.
Марина проделала обратный, не слишком типичный путь: из кино на театральную сцену. Кино научило не раскачиваясь войти в эпизод, моментально включить кнопку и воскреснуть. В «Современнике» это качество ценилось. Неелова была поражена, когда оказалась на репетиции «Эшелона» и увидела обморок артистки Нины Дорошиной, которая с посеревшим лицом рухнула на ящик, символизировавший вагонную полку: сердце! Марина нашарила в сумочке валидол, но услышала негодующий голос: «Отстань от меня, это я по роли».
Из-за кулис она засматривалась на актеров и забывала, что самой надо играть. Ее поразило чувство партнерства в этом театре, точность и направленность реплик, адресованных лично ей. Она была введена в основной репертуар и сразу получила четыре роли. («Победила моя актерская жадность».) Впоследствии она заявит, что эти роли все без исключения были ее: развивающийся характер, острый перелом судьбы.
Каждый из этих переломов — трагедия в самом высоком смысле: столкновение личности и судьбы. Если бы в реальной жизни можно было получить дубль и сыграть то же самое по-другому! Возможно, великие удачники — это и есть те, кто сумел найти правильную игру?
Как у нее складывалась работа в те годы? Каждый вечер после спектакля она мчалась в «Моссовет», репетиции до часу ночи. Ровно в два ночи, загримированная и готовая к роли, Марина уже была в кадре фильма «Слово для защиты». Съемки ночные. Утром — на репетицию в «Современник», до трех дня. Легкий завтрак, два часа сна. («Это было замечательное время».) «Я хочу вас спросить,- сказала как-то гримерша,- как вы спите после такого крепкого чая?» — «Как убитая».- «Это бывает. После чая иногда прекрасно спят».
«Ее женщины наивны как дети»,- заметил артист Валентин Гафт, посмотрев телевариант спектакля «Из записок Лопатина». Героиня Марины чуть-чуть повзрослела, но осталась все той же девочкой. Так получалось, что Неелову, чьей актерской судьбой стало изображение первых шагов во взрослую жизнь, занимали в пьесах-дебютах режиссеры-дебютанты (Родион Нахапетов, Вадим Абдрашитов, Лилия Толмачева). Возможно, они делали на нее ставку? Еще бы: ведь от старта зависит все или почти все.
Героини Нееловой не декламируют, а несут в себе нравственную позицию, с упорством отчаяния подчиняют ей не поступки, но жизнь. Эти качества актриса ищет в каждой роли, а найдя, защищает их от режиссерских посягательств. Она ищет и поэтому спорит. Спорит всегда и везде.
 — Спорю, чтобы меня переубедили. Посмотрев отснятый киноматериал, устраиваю режиссеру «сцену» на полтора часа. Убеждаю себя и его, что материал просто никуда не годится. На следующий день кто-то спрашивает режиссера, как материал. Он говорит: «Полное безобразие, никуда не годится». В результате я никуда не продвинулась, а режиссер сделал шаг назад. И так у меня было всегда. Василий Васильевич Меркурьев всегда говорил, что со мной невозможно работать, что у меня несносный, невыносимый характер. Считаю ли я сама свой характер плохим? Просто он у меня есть, и не нужно говорить, что это плохо. Но вызывает это, естественно, отрицательную реакцию. 
 — С вами ругаются и снова приглашают в фильм. Значит, любят. Возможно, это и мешает режиссерам вас опровергать.
 — Но я рассчитываю на это. Илья Авербах как-то очень правильно написал, что со мной очень сложно работать, потому что я оказываю постоянное сопротивление, но спорю именно для того, чтобы убедиться в своей неправоте. Он пишет, что понял, как нам надо работать. Впрочем, это не помешало нам так переругаться на съемках следующего фильма, что были сказаны слова: «Уходи с площадки, я не могу тебя видеть».
А в конце концов режиссер посмотрит материал и подумает: а может быть, действительно? И даст мне какую-нибудь сцену на откуп. Но есть режиссеры, которые не спорят вообще, говорят: «Хорошо, ты права». Вот тут-то и рождаются сомнения, а это мучительно. Все время ищешь истину, но в чем она и что она есть? Ведь если для вас главное — получить художественный результат, то по-другому жить невозможно.
 — Марина, вы верите в сны и вообще в чудеса?
 — Я вообще верю в множество глупостей, а сны у меня замечательные. Даже не знаю, где я ярче живу. По степени активности, эмоциональному накалу и остроте ощущений, думаю, что в снах. Они все цветные, образные?

В театре шел спектакль «Фантазии Фарятьева». Дом, где живет герой, находится почти в воздухе, будто должен вот-вот взлететь. Жить невозможно — можно только витать. Здесь и витают Фарятьев и его тетя. Дом буквально набит фантазиями. Когда жизнь отказывает в пище, его обитатели перебирают их и насыщаются. Главная фантазия заключена в том, что все мы якобы «живем не на той планете, мы инопланетяне, так сказать». Когда-то по астрономическому недосмотру попали не туда, и вот суетимся, мелочимся. Но во сне мы летаем. Все еще летаем.
Зубной врач, тающий от нежности, — апробированный вариант антигероя, означающий, что будет немножко смешно. Ну правильно. Стоматологам не дано проникать в тайны галактик. Их удел — лечить больной зуб, вызывая у пациента приступ ненависти. Но драматурги не хотят больше влюбленных физиков. Им бы открывать Ромео и Джульетт там, где меньше всего ждешь: под неказистой внешностью, в повседневном быту.
Джульетту зовут Любовь. На ней символическая школьная форма. Когда Неелова выходит на сцену, зал следит только за ней. Опять неоправданно солирует? Но не так ли ведут себя наши девочки в жизни? Не так ли все вращается вокруг этих солнц? Не так ли они безапелляционно беспощадны в своих приговорах? (Жестокость к ближним мы наблюдали почти в каждой из Нееловских героинь.) Не так ли они осведомлены обо всем? Кажется, есть только один мир, недоступный их пониманию: мир их собственных чувств. Ах, оказывается, кто-то кого-то еще любит? Столько веков живете на этой планете, а ничего поновее не изобрели!
Как, какими таинственными нитями связываются эти напористые девчонки XX века, всегда готовые кусаться, с безумными фантазерами, не имеющими никаких жизненных перспектив? Но где же еще Дон Кихотам эпохи НТР искать Санчо? Фантазерам крайне важно, чтобы их боготворили.
Марина Неелова своей игрой раскрывает психологию поколения, живущего в мечте о любовном подвижничестве, готового со школьной скамьи прыгнуть на амбразуру любовного огня. Олицетворение бескорыстной, крайне непрактичной любви. Как ни жаль, она должна повторить судьбу старшей сестры, чего так боялась (как Нина из «Монолога» повторяет судьбу матери, чего боялась еще больше). Она готова вознестись за Фарятьевым, унося наверх свежую, только что открывшуюся рану в сердце. Так и надо им, зубным врачам! Пусть думают в следующий раз, прежде чем фантазировать?
Юная героиня всегда была в центре внимания русского и мирового искусства. На протяжении всего послевоенного периода режиссеры искали черты современной девочки, входящей в самостоятельную жизнь. Так, Алиса Фрейндлих представила нам образ героини 50-х годов, олицетворяющей конец военного аскетизма. Освобожденные от сапог и шинелей, они призваны были играть тему долгожданного семейного очага, взлелеянного и желанного счастья. С появлением в кино Маргариты Тереховой на экран пришли киногероини 60-х годов, изумившие представителей старшего поколения. Это было никому не знакомое поколение неизвестно откуда взявшихся девочек в брюках, ироничных и своевольных, скептических и вызывающе модных, с сигаретами и коленями напоказ, дерзостно самостоятельных, немногословных и откровенно неоткровенных.
Режиссеры пытались осмыслить это явление. В нем все необычно: стреляющие в глаза краски одежды, растрепанные волосы. Фамильярные со своей эпохой, причастные к ее капризам и гневу, непочтительные к бабушкам, ах, разве это дети? Они же ненормальные! Но от них никуда не уйдешь. Пришлось знакомиться. В этом отношении название фильма, где дебютировала Терехова, «Здравствуй, это я!», звучало символически. Осмысление кинематографом новой героини свелось к задаче развенчать мираж строптивого, но в своей основе прекрасного поколения. Посмотрев фильмы, мы должны были изменить мнение об этих девочках.
Как развивался этот образ в 70-е годы в творчестве Марины Нееловой, мы уже видели. Но почему же поиски современных коллизий связаны именно с женским образом? Почему режиссерам так важно проникнуть в тайники психологии юной героини, почему они видят в этом ключ к разгадке современных нам явлений? Дело в том, что в русском искусстве образ юной героини занимал всегда особое место.
Невозможно назвать ни одного выдающегося русского художника, чтобы рядом с его именем не вспомнились его Татьяна Ларина, его Анна Каренина. Художники всегда были на их стороне, в нашем искусстве женщина была всегда права, хотя со страниц романов или со сцены она произносила значительно меньше слов, чем мужчины. Именно вокруг женщины все завязывалось в клубок, все проблемы всех Онегиных, Базаровых, Рудиных. Эти героини всегда, во все времена готовы были подтвердить собственной судьбой любой сердечный порыв. Поэтому отношение героя к женщине всегда было показателем истинности его дела. Художник выносил ему оценку историей ее жизни.
Нееловой выпала судьба сказать здесь свое слово. Ее работа получила признание. В 1976 году за воплощение образов современника в кино актриса была удостоена звания лауреата премии Ленинского комсомола. Полученная награда отразила не только заслуги актрисы, но и с точностью зафиксировала окончание большого этапа в ее биографии, переход в новое исполнительское качество. 1976 год был переломным в ее жизни, он ознаменовался приходом новых ролей.
Вадим Абдрашитов, готовившийся к постановке фильма, пригласил Неелову на роль адвоката, явно недописанную в сценарии. По замыслу, это была молодая, красивая особа, живущая в мире условностей. Подзащитная адвоката, также молодая женщина, открывает ей глаза на ее положение. В поисках исполнительницы режиссер остановил свой выбор на Нееловой, рассчитывая на ее профессионализм и обаяние. Но выяснилось, что исполнительница увидела свою тему в роли подсудимой: нравственность против лжи. Когда во время одной из проб оставалось двадцать неизрасходованных минут, актриса предложила: «Давайте попробуем просто для меня, если вам не жаль одного дубля». Абдрашитов решился: «Ну хорошо, перегримируйся, возьми вот этот монолог».
 — Пока перезачесала волосы и смыла грим, я прочитала монолог и выучила его. Пришла на площадку, сняли дубль, после чего режиссер сказал, что утверждает меня.
Так Неелова оказалась в фильме «Слово для защиты». Главные события происходят в пустой комнате следственного изолятора, где зрителю не за что уцепиться взглядом. Абдрашитов четко знал, чего хотел от всех, кто будет занят в его новой ленте. Но вдруг выяснилось, что Неелова не пойдет ни на какие уступки. Он с удивлением обнаружил в этом хрупком существе несгибаемое упорство.
По сюжету героиня Марины должна была лишь сидеть сложа руки на коленях и рассказывать, рассказывать о своей всепоглощающей любви. Никаких игровых эпизодов из наплыва, из воспоминаний. В этом любопытном единоборстве адвокат хочет ее освобождения, Валентина же предпочла бы остаться в тюрьме, где она будет, как за каменной стеной и где за нее будут думать другие. Побеждают обе. Валентина освобождена, но зато вербует адвоката под знамена борьбы за настоящую любовь.
На премьере Абдрашитов только одним глазом смотрел на экран, зато неотступно следил за Нееловой. Даже в том невыгодном положении, в котором была ее героиня, она умудрялась отвлекать на себя все зрительское внимание. Надо было «подтянуть» драматургическую линию роли адвоката. Стремясь восстановить равновесие, режиссер при монтаже режет целые куски, важнейшие монологи идут за кадром, тогда как в кадре оказывается адвокат. Абдрашитов прекрасно понимал состояние Нееловой, когда она смотрела, что осталось от роли.
Впрочем, актриса эта умеет не только спорить, но и объективно себя судить. И в отличие от многих явно занижено. Редкий случай в кино. Марина умеет себя ругать даже тогда, когда все говорят: «Это гениально!» Видимо, под словом «гениально» у Нееловой значится другое. Абдрашитов вспомнил, как на озвучивании она говорила: «Надо ее подправить», или: «Я даже не помню, когда о н а это делала». Видит себя и говорит «она».
За фильмом Абдрашитова последовали «Враги», «Фотографии на стене», телевизионные «Красавец-мужчина» и «Просто Саша», «Двенадцатая ночь» и, наконец, «Осенний марафон», который поставил режиссер Георгий Данелия. Неелова сыграла в нем роль машинистки Аллы, которая перепечатывает тексты немолодому переводчику Бузыкину — главному герою картины. Переводы, конечно, были гениальны, и случился роман.
 — Бытовые подробности смазаны. Ситуации поворачиваются в каком-то лирическом, нежном ракурсе, характерном для Данелии. Не глубокие страсти, а намек.
Герой-любовник уже давно, видимо, ни от кого ничего не требует. Он непрерывно везде и всюду опаздывает, влача за собой хвост неоплаченных долгов, а героиня Нееловой все время ждет, ждет, ждет. К тому времени, когда улыбка мима начисто исчезает с лица артиста Олега Басилашвили, играющего Бузыкина, Алла начинает предпринимать решительные шаги.
В наш век, если хочешь не отстать. остаться хотя бы на месте, нужно бежать изо всех сил. Бузыкин бежит. Наш век — век деловитости. День расписан. На руке — будильник. В такой-то час позвонить и в очередной раз соврать жене. В такой-то позвонить и соврать Алле. В такой-то соврать издательству. Реального времени хватает только на то, чтобы ускользнуть от дела.
Любят ли эти люди свою работу? Да только и мечтают о том, чтобы взяться за нее. Почему же не берутся? Нет времени. Слишком много должны. Болезнь века. Все эти люди занимаются чем угодно, только не своей работой. Артистизм века. Умение за день десять раз менять шкуру. С женой Бузыкин — жертва, профессору демонстрирует полноту семейного счастья, соседу — демократизм. Каждый получает от него то, чего ждет. Поэтому все принимают его за своего, в то время как он - ничей.
Бузыкину никто не хочет зла. Каждый думает, что делает ему добро. В том числе и самая любящая — Алла. Она-то и добивает его своей любовью.

 — Кого же вы играете, разлучницу? — спросили мы у Нееловой.
 — С вашей точки зрения. 
Восемь месяцев репетиций и съемок. Данелия браковал кадры, по несколько раз снимал одно и то же. Резал все, что оказывалось слишком смешно, что пахло актерской игрой.
 — В письмах читателей высказывается мнение, что кинематограф подобрел: ведь еще лет тридцать назад роль Аллы была бы неминуемо злодейской — ведь она искусительница, враг семьи.
Я получаю послания и сочувственные и скандальные. По содержанию абсолютно четко понимаю, кто пишет. Некоторые спрашивают, как мы смели перенести на экран их собственные истории. И это при том, что наш поэтический фильм имеет характер притчи. Когда я со своей дотошностью приставала к Данелии насчет деталей, он их категорически отвергал: говорил, что его это не интересует. что для него это неважно, как бы поступила я в жизни?
Мы встретились с Данелией на съемочной площадке впервые, и, как всегда у меня, очень сложным оказалось начало работы. Почти треть картины спорили, опровергали друг друга, но потом как-то вдруг (это бывает и вдруг) мы начали соглашаться со всем, что предлагалось им или мной. И почему мы так спорили? Ведь и меня не интересует, как бы я в жизни?

Случается, что переход артиста в другую «возрастную группу» оборачивается для него трагедией. С Нееловой этого, к счастью, не произошло. «Переломный возраст» Марины вновь вывел ее на пик современных экранных поисков. Ее вновь приглашают в фильмы, в ней снова нуждаются режиссеры. 80-е годы принесли с собой новую для советского кинематографа тему, и вновь эта тема — ее.
Личную жизнь мужчины пока еще не принято обсуждать в широких аспектах. во всяком случае, она не стала объектом внимания киноискусства. Личная же жизнь женщины по-прежнему продолжает вызывать живой интерес. Проблема женщин после тридцати беспокоит кинодраматургов. В 80-е годы она стала одной из ведущих тем киноэкрана. Даже во времена великой борьбы за эмансипацию дискуссии о призвании женщины не достигали такой объемности, как сегодня.
Женщина не без оттенка горечи констатировала свою победу. Она достигла вершин. «Не пора ли приступать к спуску?» — обеспокоенно спрашивает кинематограф в лентах «Поздние свидания», «Странная женщина», «Москва слезам не верит», «Молодая жена», «Жена ушла», «Сцены из семейной жизни», «Впервые замужем». Это далеко не полный список. Кинематограф, всегда выступающий от имени зрителей, взволнован.
Киноактрисам приходится отстаивать права женщины на женственность в нашем слишком мужественном мире. Этот мир дошел до того, что слово «женщина» стало употребляться с отрицательным знаком. Мужчине говорят: «Не будь женщиной». Как будто он мог бы ею стать?! Женщин стали хвалить за их мужские качества.
Развитие этой темы на кино- и телеэкране связано с работами Людмилы Чурсиной, Ларисы Малеванной, Веры Алентовой, Натальи Гундаревой. Важно, что именно у Нееловой эта тема стала главной. Еще важнее, что она сама открыла ее и для себя, и для кино и навязала режиссерам, как мы это видели в «Слове для защиты». Эту тему она продолжает в телевизионной ленте «Транзит» и мосфильмовской «Дамы приглашают кавалеров», которую режиссер Иван Киасашвили определил как «грустную комедию или комическую драму».
В этой ленте много бьющей в глаза красоты. Здесь обаятельная Наталья Андрейченко, здесь Николай Караченцов в светлом костюме и с сигаретой. здесь Леонид Куравлев с тонкими усиками и в модных подтяжках. Окружающая красота словно призвана подчеркнуть затрапезную фигуру с клобуком на голове, мечущуюся в поисках мечты, которая все проходит стороной.
Провинциальный город Поварихино. Продавщица Аня у зеркала. Неелова безжалостна к своему лицу. Взглянув на него, мы начинаем думать о бренности жизни и тоже бросаемся к зеркалу. У этой малопривлекательной девицы все признаки невесты: готовит, шьет, смотрит «Клуб кинопутешествий», заодно тянется к культуре и к тем ее модным проявлениям, которые связаны с современными гигиеническими теориями. Страшно, но ей еще никогда не делали предложения, хотя недостатка в поварихинских ухажерах нет: на Новый год, случается, даже в гости зовут, а бывает, пристают с билетами на какое-нибудь культурное мероприятие. 
Из таких глупостей, разумеется, толку не будет, и Аня, возбужденная сцеплением невыгодных для нее обстоятельств, невзирая на горящий производственный план, экстренно, за свой счет берет отпуск и отправляется на юг, на курорт, где можно повстречаться с самим Магомаевым.
Фуникулер, артисты, инженеры, дельфины. Все они смотрят на тебя и что-то хотят сказать. На общем плане — горный серпантин. Наперегонки мчатся «мерседесы» и «Москвичи». Море — и Аня на берегу? Проезды камеры по южному городу. Гостиница, где мест, естественно, нет. Неунывающая Аня с павлином, Аня у пальмы. Средний план до крупного: Аня на фоне моря. Общий план до среднего: на набережной. Аня и официант? Опьяняющая беспечность.
И — появился жених. У него — «насыщенная» биография: в третьем классе признан лучшим барабанщиком, в шестом — участвовал в кроссе, в зрелости приказом по тресту премирован месячным окладом. Он толстоват, лысоват, во сне ему снятся вороны и повестки в суд. Инженер по технике безопасности.
Возможно, отныне экранная задача Нееловой будет состоять в том, чтобы за неказистой, часто простоватой внешностью обнаруживать богатства души героини? Но не исключено, что ее роль значительно шире: открывать тайники богатств в других людях. Так и происходит в финале картины «Дамы приглашают кавалеров». Аня поняла себя, поняла родной город и родных ей людей, она не желает пресного счастья, у нее прекраснейшее из всех видов крушений в момент успеха.
?Упрятав лицо за огромными очками в желтой оправе, Марина перебирает письма, которые приходят на ее имя и авторы которых задают вопросы о ее творчестве.

 — Два слова об отношениях между актрисой и созданным ею экранным типажом. Они таковы, что неизбежно ведут к разрыву. И здесь перед художником вырастает проблема нового, следующего риска.
 — Я очень боюсь этого, это переход очень влекущий и очень сложный. Мои физика и пластика категорически не совпадают с возрастом. Так будет, наверное, и в сорок лет, и в пятьдесят. Я не могу все это отбросить. И у меня те же две руки и те же два глаза. И слезы, которыми я плачу, мои собственные. Одна из зрительниц написала мне: «Надо же так обезобразить актрису, что от нее только один голос остался». А для меня это был комплимент. Значит, я все-таки сумела максимально отойти от себя, от всего, что делала раньше. Но это не значит, что зритель тут же все примет. Евгений Леонов долго считался комиком, и как же трудно было ему убедить всех, что он еще и прекрасный драматический актер.
Не знаю, сколько и какими ролями мне предстоит утверждать своих новых героинь. Кое-кто, боюсь, будет разочарован, потому что ждет от меня нового и чтобы одновременно я оставалась прежней. Очень сложная профессия. Каждый день ты мучима таким количеством противоречий!

Марк Павлович
1986
«Панорама-86». Сост. В. Аксенов. М. , 1986