Когда Вадим Верник встретился с Мариной Неёловой и попросил поделиться впечатлениями о ее новой роли, она отказалась наотрез: «В каких условиях создается роль, как мы приходим к определенному состоянию, наши переживания в момент игры — все это должно оставаться за кулисами». На другие вопросы актриса, более чем строгая к журналистам, ответила.
- Марина Мстиславовна, вашу судьбу определяют два города — Ленинград и Москва. Какой из них вам ближе?
 — Я родилась в Ленинграде. Ленинград — это мое первое посещение театра, моя первая любовь к театру, мои надежды, первые шаги на съемочной площадке. Это все испытанное впервые, и как все первое — незабываемо. Москва — это как бы реализация моих ленинградских накоплений. Если Ленинград — это мои киноуниверситеты, то Москва — это мой Театр: театр «Современник», в котором я работаю, который люблю, в котором я испытала, может быть, самые прекрасные минуты своей театральной жизни. И хотя характер у меня остался ленинградский (невероятная стеснительность, некоммуникабельность, неловкость в кругу незнакомых людей), образ жизни и ритмы у меня уже московские. Так что я представляю собой станцию Бологое — нечто среднее между Ленинградом и Москвой.
- Слышать о стеснительности из уст актрисы — неожиданное признание, ведь каждую секунду на сцене вы находитесь под пристальным взглядом сотен людей…
 — Может быть, выбор профессии и связан для меня с потребностью выскочить из своих природных возможностей. На сцепе мне совершенно ничего не страшно, я не боюсь того, чего боялась бы в жизни. Поэтому так люблю свою профессию: она дает мне возможность испытать то, что в реальности я не испытывала и не совершала.
- Вы говорите о сценическом самочувствии. А работа в кино?
 — Кино — это мой первый шаг к профессии. Меня пригласили сниматься в картине «Старая, старая сказка», когда я училась на третьем курсе театрального института. Я «прыгнула в воду», закрыв глаза, до конца не понимая, что это такое. Но, несмотря на сумбур, который обычно сопровождает работу в кино, многому научилась тогда.
В кино нет последовательности в съемках (сегодня ты сыграл финальную сцену, завтра — первую), каждый кусочек сиюминутен, он уже не повторится никогда — значит, ты ответствен за каждую секунду своей жизни на экране. Понимание этого концентрирует твои эмоции, собирает волю. Ты должен обладать определенной мерой фантазии и попытаться выстроить роль таким образом, чтобы суметь в любой момент «включиться» в кадр.
Кинематограф стал моей школой, и это очень помогло в работе на сцене: я не люблю репетировать «вполноги», проходить роль технически, просто запоминая мизансцены. Мне всегда интересен на сцене актер, имеющий собственную позицию, мировоззрение, способность анализировать окружающую действительность. Ведь для того, чтобы вынести на суд зрителя свои мысли, надо, как минимум, эти мысли иметь. Сегодня недостаточно быть просто исполнителем воли режиссера, сегодня необходимо на основе драматургии и режиссерского замысла создать свою собственную концепцию, поэтому такое содружество необходимо. Когда это происходит, рождается произведение искусства. Иногда. Каждая репетиция и каждый выход на сцену должны быть — подобно съемке в кино — проверкой твоих максимальных возможностей.
- Театр использует палитру ваших возможностей значительно шире и разнообразнее, чем кинематограф. Не возникает ли у вас желания совсем расстаться с кино?
 — Как вам сказать?.. У меня есть несколько любимых ролей в кино, но, снявшись в очередной плохой картине (конечно же, не предполагая заранее, какой она получится), я часто говорила в запальчивости, что не смогу больше выдержать такого позора и стыда, вынести такого отвращения к своей профессии, которое потом испытываю. Нет проходных работ, вот в чем ужас. Вы понимаете, что такое три месяца, выброшенные из актерской жизни, которая и так достаточно коротка?.. Три месяца ушли в пустоту, в никуда, в песок. Но ведь потрачены твои слезы, надежды, иллюзии. .. Тем не менее проходит время, я смотрю какую-нибудь замечательную картину и думаю: «Боже, какое счастье, что это есть». И хочу работать, хочу сниматься снова и снова.
- Марина Мстиславовна, чего бы вы постарались избежать в жизни, если бы представился такой случай?
 — Я бы хотела избежать вопросов, па которые не знаю ответа. Если же этот вопрос решать на очень узкой территории нашей профессии, то, конечно, я бы хотела избежать плохих ролей, неудач, провалов, но ведь так не бывает, что говорить об этом! Я бы хотела обладать в достаточной степени тем чувством юмора, которое помогает посмотреть на какую-то ситуацию через его призму, — улыбнуться, а не заплакать, и перепрыгнуть через лужу, которая только что казалась морем. Я уверена, чго человек должен пройти через разные испытания, чтобы познать полноту жгпнн. Потому что только через огорчения приходит к нам истинное счастье, а ощутив потери, мы понимаем, что такое обретения. 
- Ну а как вы относитесь к такому обретению, как эмансипация?
 — Мы сейчас много говорим об этом явлении. Женщины не хотят больше оставаться эмансипированными и устремились к обратному. Но, увы, время уже упущено, вряд ли мы сможем повернуть это колесо вспять и вновь стать слабыми, немужественными, зависимыми.
- Мне кажется, такой внутренний разлад есть у многих ваших героинь. Но это — Неёлова-актриса. А в жизни часто ли бывают у вас минуты разочарований и сомнений в себе?
 — Что касается меня, то, к сожалению, разлад — мое перманентное состояние. Говорят, что способность сомневаться — хорошее качество для актрисы, но чувство постоянного сомнения изводит меня, почти никогда не давая полной свободы. Кто-то сказал: «Нужно прожить много лет, чтобы почувствовать себя молодым». По-моему, это очень точная формулировка. Может быть, это прозвучит чуть парадоксально, но чем больше я узнаю о своей профессии, тем меньше я о ней знаю и тем меньше я умею. Учась в институте, я не сомневалась, что могу все. Теперь я почти не сомневаюсь в том, что не могу ничего, кроме того, что уже сделала. Мне бы хотелось испытать такое состояние, которого я в себе не знала раньше, мне бы хотелось самой удивиться.
- Вероятно, повое, незнакомое состояние души может возникнуть не только в профессии. Есть ли у вас хобби?
 — Моя жизнь сложилась так счастливо, что моя профессия и есть мое хобби.
- А какую литературу вы любите?
 — Трудно ответить на этот вопрос сейчас и навсегда: сегодня читаю одно, завтра, в зависимости от настроения, меня кидает в противоположную сторону. Но так же, как в кинематографе меня невероятно интересует сейчас документальное кино, так в литературе я склоняюсь в своих привязанностях к мемуарному и историческому жанрам, к письмам, воспоминаниям, к тому, что истинно. Может быть, моя иллюзорная, зыбкая, фантастическая профессия вытесняет из моей жизни интерес к выдуманному и заставляет меня хоть какое-то время побыть в том, что было на самом деле.

Вадим Верник
1992
В. Верник, Э. Церковер. Вам рассказывает артист. М. , 1992