Мы встретились с Мариной Неёловой вскоре после присвоения ей почетного звания заслуженной артистки РСФСР. 
 — Марина, Вы были счастливы в этот день?
 — Не могу сказать, что я прыгала от счастья. В этот день у меня был спектакль, и мне казалось, что кто-нибудь из зрителей знает об этом и думает: «Заслуженная артистка и так плохо играет». Никак не могла отделаться от этих мыслей и играла действительно плохо. Подобное чувство я испытывала и в момент присуждения мне премии имени Ленинского комсомола. Я не умею радоваться.
Счастливые дни в моей жизни можно пересчитать по пальцам: был счастливый день, когда я поступила в Ленинградский институт театра, музыки и кино, потом был день, когда я стала называться актрисой, и еще, когда начала работать в «Современнике».
 — А если получаете новую, интересную роль?
 — В этот момент я испытываю панический страх, боюсь, что не смогу сделать то, что должна или хотела бы. Только когда что-то получается, и роль мне нравится, я бываю счастлива «задним числом».
 — Все Ваши героини, независимо от их социального положения, наделены особым даром — неистовым желанием любви. Это случайность?
 — Так получается, наверное, потому, что это в какой-то степени присуще и мне. Это не значит, что я играю только себя. Я очень хочу и, наверное, смогу сыграть человека, совершенно на меня не похожего. Но ведь все мои героини — женщины, и чем бы они не отличались друг от друга, им присущи какие-то общие черты. Главное для меня — их способность и желание любить и быть любимой. Говорят, работа — это все, это половина всей жизни, Для меня работа — это даже не половина, а семь восьмых. Лиши меня ее, я потеряю остроту восприятия, потеряю интерес к жизни, но когда моей героине предстоит решать только производственные проблемы, я отказываюсь от роли, потому что это неправда, так не бывает.
 — Марина, мне показалось, что Вы немного иронично относитесь к своей Алле из «Осеннего марафона».
 — Не совсем так. Я видела в жизни множество подобных ситуаций, когда все проходило на более высоком градусе. Поэтому мне показалось несколько смягченной трактовка роли. Другое дело, что в этом жанре так было нужно. Дай мне волю, я бы довела ситуацию до гротеска, может быть потому, что я в своих проявлениях более категорична. Я так и не научилась принимать средних положений — и из самой маленькой проблемы устраиваю большую.
 — Значит, категоричность — главная черта Вашего характера?
 — Скорее всего, главная моя черта — упрямство, переходящее в занудство. Иногда, правда, это помогает в работе. Я буду приставать к режиссеру и партнерам до тех пор, пока они не объяснят мне то, чего я не понимаю. У меня вечно проблемы.
Знаете, это как в сказке «хочу пойти туда, не знаю куда и найти то, не знаю что». Если мне нравится работа, я могу работать с утра до вечера и с вечера до утра. В принципе я очень работоспособна, но уж если мне что-то не по душе, то я нахожу тысячи причин, чтобы этого не делать, даже могу заболеть.
 — А актрисой Вы стали тоже из упрямства?
 — Отчасти. До пяти лет я страстно мечтала стать балериной, может быть, потому, что с тех пор, как я себя помню, я хотела быть причастной к лицедейству. А первое, что я увидела на сцене, — это балет. Я ходила на все спектакли в Кировском театре. Но теперь понимаю, что стать балериной, наверное, не смогла бы, потому что я хочу достичь результата сейчас же или никогда. Не могу заниматься у «станка», хочется сразу танцевать.
 — Но Вы все-таки танцуете?
 — Иногда испытываю в этом потребность. Тогда танцую дома одна.
 — Чувствуете ли Вы страх перед камерой?
 — Камеры я не боюсь. Более того, люблю, чтобы она была как можно ближе — ощущение ее близости заставляет меня тоньше работать. Ужасно боюсь первых прогонов в театре, первых зрителей (чаще всего это студенты), которые сразу после спектакля высказывают свое мнение. Я тогда подслушиваю за кулисами, хотя этого делать ни в коем случае нельзя — это иногда мешает, нужно слушать только режиссера. Вот перед такими просмотрами я не могу ни есть, ни пить. Причем такое волнение не в помощь. Только ступив на сцену, начинаю понемногу успокаиваться.
 — Марина, некоторые спектакли идут на сцене «Современника» несколько лет, интересно ли играть одно и то же?
 — Странная вещь — не бывает двух одинаковых спектаклей, как не бывает двух одинаковых дней. Новое выражение глаз партнера, твое новое состояние, общее настроение на сцене — и получается новый спектакль.
 — Вы любите импровизировать?
 — Импровизировать на сцене можно только когда ты «в материале». Я говорю об импровизации внутри трактовки. И потом импровизировать можно лишь при помощи партнеров. В этом смысле мне повезло — в нашем театре прекрасные партнеры.
 — Есть ли среди них любимые?
 — Вы знаете, мне придется тогда перечислять всех, с кем я играла на сцене.
 — Марина, а когда Вы только мечтали стать актрисой, был ли у Вас пример для подражания?
 — Я очень верна в своей любви к замечательной актрисе Алисе Фрейндлих. Мне кажется, я любила и восхищалась ею всегда, и мне сейчас так странно выходить вместе с ней на сцену (она играет у нас в театре в «Вишневом саде»). Я иногда даже думаю, как бы я прежняя завидовала бы себе теперешней.
 — Как Вы проводите свое свободное время?
 — Я совершенно неспособна на активный отдых, никогда бы не смогла заниматься туризмом, не люблю ходить просто в гости. Хорошо себя ощущаю только в кругу очень близких мне людей.
 — А у Вас много друзей?
 — Обычно считается, что когда очень много друзей, нет ни одного. Но у меня действительно много друзей, без них я скучаю и очень страдаю, когда мы долго не видимся. Поэтому, когда у меня выпадает свободный день, я встречаюсь с ними.

В. Желтова

«Спутник кинозрителя»