Легендарные «современники» Марина Неелова и Игорь Кваша прибыли в редакцию «ФАКТОВ» сразу из аэропорта. Художественный руководитель театра Галина Волчек, которую с нетерпением ожидали читатели газеты, к сожалению, не смогла приехать — еще в Москве Галина Борисовна получила травму ноги, и подъем по лестнице на четвертый этаж, где находится офис редакции, оказался невозможным. Даже несмотря на то, что у входа врачи скорой помощи «Борис» с носилками ожидали Галину Борисовну до последнего. Невзирая на досадные обстоятельства, прямая линия прошла достаточно бурно — у актеров даже появились новые родственники…

- Здравствуйте, это Ольга Федоровна. У меня вопрос к Марине Нееловой и Игорю Кваше. Вы чувствуете реакцию зрителя? Как это происходит?
И. К. : Актер чувствует зал, и это непостижимо. К примеру, когда мы были молодыми, нам иногда устраивали так называемые целевые спектакли. Продавали какому-то учреждению зал целиком — мы этого очень не любили, потому что в таком случае у зала совершенно другая реакция. Когда билеты проданы через кассу и приходят обычные зрители, атмосфера иная. Мы всегда ругались с администрацией из-за этого. У нас даже была такая игра — актеры угадывали профессию людей, сидящих в зале. И всегда мы точно знали, кто перед нами: студенты или завод, научно-исследовательский институт или учителя.
М. Н. : Я думаю, быть хорошим зрителем — это тоже определенный талант. Потому что в театр человек должен идти не для развлечения. Для этого есть другие места — к примеру, ресторан или дискотека. В театр должен приходить человек, который хочет во что-то поверить. Вообще, быть театральным зрителем и любить театр — в этом я вижу продленное детство, желание вернуться туда, в эту прекрасную веру во что-то. Стать наивным на секунду и поверить в то, что полотно, на котором нарисовано небо, и есть на самом деле небо, а не тряпка. Игра — это сговор между зрителем и актером, когда вы пришли для того, чтобы с нами поиграть.
- Это Ирина беспокоит. Марина Мстиславовна, какие роли для вас наиболее близки в личностном плане? Переносили ли вы свой житейский опыт в роли?
М. Н. : Я никогда не переношу свои жизненные ситуации и коллизии на сцену. Мне кажется, сцена для того и приподнята над зрительным залом, чтобы приподнимать и тебя, и зрителя на высоту. И это правда, когда артисты говорят, что каждая роль становится любимой на тот отрезок времени, когда они репетируют, когда мучаются ею. Потому что в этом есть тонкая связь актера с персонажем: Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром он просто пытается найти какие-то точки соприкосновения и пересечения. 
- Алло, Марина Мстиславовна? Вас беспокоит Ростислав Георгиевич из Чернигова. Я просто хочу услышать из ваших уст какую-то поэтическую фразу, услышать тембр вашего голоса… Одну-две строки.
М. Н. : Поэтическую фразу? Может, вы меня перепутали с Мариной Цветаевой? Сейчас вспомню: «Знаете, всех волос мне дороже волосок один с моей головы, и идите себе, и вы тоже, и вы тоже, и вы…»
- Хотела бы задать вопрос Марине Нееловой. Меня зовут Светлана Павловна, я из Киева. В свое время многие женщины завидовали вам, завидовали тому, что вы уезжаете с супругом во Францию. Мой вопрос: какие отношения сложились у вас с этой страной?
М. Н. : Я оказалась во Франции только потому, что мой муж уехал туда в четырехгодичную командировку — он дипломат и работает в Министерстве иностранных дел. Сказать, что я разорвала на четыре года отношения с Россией, было бы неправильно, потому что я жила, что называется, между Москвой и Парижем, продолжая при этом работать в театре. Я приезжала на месяц в Париж, потом — на месяц в Москву, играла свои спектакли и уезжала обратно. Скорее большую часть времени я была в пути. Эти четыре года были для меня сложными, потому что я теряла связь с театром. Хотя благодарна мужу за то, что он предоставил мне возможность все эти четыре года продолжать работу. За это время успела даже сняться в фильме и выпустить премьерный спектакль.
- Марина, если мне не изменяет память, вас связывала дружба с Фаиной Раневской. Скажите, в чем она заключалась, каким образом вы сейчас поддерживаете память о ней?
 — Знаете, для меня знакомство с Фаиной Георгиевной было счастливой встречей. К сожалению, оно продолжалось недолго. Тем не менее все во мне живо до сих пор. Нельзя сказать, что я вспоминаю о ней — я ее просто никогда не забываю. Самим фактом своего существования она заставила меня пересмотреть всю мою жизнь. И я чрезвычайно благодарна судьбе, что встретилась с этой замечательной актрисой. Возвращаясь от нее каждый раз, мне хотелось ею делиться: казалось, несправедливо, что наш разговор, наше свидание принадлежат мне одной. Возвращаясь, я кратко записывала впечатления о нашей встрече, ее слова. Когда Фаины Георгиевны не стало, вышла книга «Воспоминания о ней», в которую вошли и мои воспоминания. Набоков как-то сказал: «У читателя Пушкина легкие увеличиваются в объеме» — такое же впечатление оставалось от встреч с Раневской.
- Марина, мне кажется, вы по натуре мягкий человек, который даже может поплакаться в жилетку. Вы сейчас прекрасно выглядите. В чем секрет вашей красоты? И в чем для вас заключается радость жизни?
 — Я привыкла плакаться в свою собственную жилетку. Почему хорошо выгляжу? Наверное, потому, что я очень добрый человек. Честно говоря, редко смотрюсь в зеркало — только когда прихожу на спектакль и сажусь в гримерке. А что касается радости жизни: она в каждой минуте, в способности воспринимать ее такой, какая она есть, и радоваться тому, что она такая. Есть радость от того, что утром иду на репетицию, а вечером играю в спектакле. Счастье — это когда ты читаешь интересную книгу, знаешь, что тебя ждет интересная работа, рядом с тобой сидит твой ребенок, на траве резвится твоя любимая собака, а вечером вся семья соединяется, садится за одним столом и все болтают и рассказывают друг другу о том, как прошел день. По крайне мере, иногда я думаю, что счастье именно в этом.
- Игорь Владимирович, расскажите, что вы делаете, чем занимаетесь в театре?
И. К. : Вы знаете, как раз сейчас мы с Мариной начинаем репетировать «Марию Стюарт». Она играет Елизавету, я играю Лестера.
- Алло, Марина Неелова? Вас беспокоит Неелов Игорь Николаевич. Я недавно узнал, что мы с вами от одной ветви Нееловых происходим: только вы от питерских Нееловых, а я - от украинских. Если вас интересует ваша родословная, я кое-что узнал. Никаких просьб к вам у меня нет, просто запишите телефон. В общем, Мариночка, так как ты родственница и намного меня моложе, я перехожу на ты, чтобы не было официально. Это не шокирует?
М. Н. : Уже нет. Я записала ваш телефон.
- Добрый день! Это «современники»? Боже, какая прелесть! Скажите, а как можно попасть к вам на творческий вечер, который состоится 28 октября?
(Неелова и Кваша одновременно поворачиваются друг к другу, удивленно глядя друг на друга. — Авт.)
И. К. : …Мы первый раз об этом слышим? Вы перепутали.
- Как же так? А есть Марина? Бонжу-ур. Я чисто любые бабки заплачу, только чтобы с вами увидеться…
М. Н. : К сожалению, вам не представится такой возможности — заплатить… Так что вы их сохраните. На будущее.
- Здравствуйте, это Александр. Я знаю, что в свое время «Современник» покорил Америку, Бродвей. Расскажите о том ажиотаже, который сопровождал гастроли.
М. Н. : Первый раз мы поехали в Сиэтл, и там гастролировали 40 дней. Вспоминаем их до сих пор, потому что это были, может быть, самые счастливые гастроли в нашей жизни. А потом мы поехали на Бродвей. Американцы прекрасно наивны и чему-то нас даже научили. Русский человек отличается от американца — по своей сущности, по нутру, потому что русский человек, воспитанный на Достоевском, привык вскапывать глубины человеческой психологии и отыскивать второй план, третий, четвертый и так далее, забывая о первом. Американцы вернули нас к первому плану и так прекрасно и искренне воспринимали все. Мы поначалу были ошарашены и взволнованы, не понимая, что же на самом деле означает такая реакция — странная, бурная и веселая. Но потом наступила знакомая прозрачная тишина: мы услышали какие-то всхлипы и подумали: «А-а-а, американцы, и вас, значит, все-таки взяли!» И в конце, знаете, всегда были секундная пауза конца спектакля и замечательные аплодисменты, длившиеся 24 минуты. Всегда — 24 минуты и не меньше. Все актеры уходили с охапками цветов, были проданы даже стоячие билеты, сделан лишний ряд. Это было счастливое, прекрасное время, и мы увезли его с собой, захватили шлейф аплодисментов и успеха.
И. К. : Кстати, в Сиэтле мы были долго: сыграли тридцать две «Три сестры» и четырнадцать «Крутых маршрутов»
М. Н. : Двадцать шесть, а не тридцать два. Давай поспорим, а потом спросим у Волчек.
И. К. : Это ты играла 26. В Сиэтле зрители каждый раз вставали и стоя аплодировали, забрасывали цветами. Мы даже привыкли к этому. И все не могли понять, почему же на Бродвее сидят, что с ума сошли? Бродвей, по мнению американцев, крыша мира.
- А ваши спектакли переводили?
И. К. : Мы категорически отказались от традиционной бегущей строки. Сказали: только синхронный перевод с наушниками.
М. Н. : А потом в газете прочли следующее: русские артисты так замечательно играют, что американцам даже перевод не нужен, все и так понятно. Мы очень этим гордились.
- А как они восприняли «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург?
М. Н. : Они думали, что это роман. Не могли представить, что это хроника, реальные события. 
И. К. : У Чехова, к примеру, они смеялись всегда по делу — в тех местах, где, вообще-то, надо смеяться…
М. Н. : Нормальному человеку, не русскому…
И. К. : У нас в театр приходят с настроением: ну, так что вы мне покажете? А американцы заплатили деньги, и им хочется получить удовольствие. ..
М. Н. : Тем более что там написано: комедия. А американцы верят печатному слову. Фраза «Не свисти, Маша!» почему-то вызывала у них гомерический хохот.
И. К. : Или Тузенбах в пьесе говорит: «Я никогда в жизни не работал» — и они хохочут. В принципе, они правильно хохочут, потому что он все время говорит о работе, только никогда в жизни не работал.
- Здравствуйте, это Андрей из Севастополя. Я знаю, раньше в «Современнике» существовала такая традиция — после спектакля все выстраивались в очередь за своими головными уборами и верхней одеждой и при этом стояла абсолютная тишина в фойе. А иностранцев можно было разгадать по тому, что они говорили, в то время как наши люди переживали, что называется, послевкусие. Сохранилась эта традиция?
И. К. : Я знаю вот что, наша Наташа Селезнева, актриса из театра Сатиры, пришла зимой к нам в «Современник» и, осмотрев гардероб, говорит Волчек: «Галюня, какой у вас замечательный зритель! Ну ты подумай — ни одной пыжиковой шапки, ни одной норковой шубы! У нас только эти проклятые шубы и висят!»

Александра Денисова
3-11-1999
«Факты» (“Facty i kommentarii”)