Как уже сообщала «Вечерняя Москва», на днях Президиум Верховного Совета РСФСР за заслуги в области советского театрального искусства присвоил почетное звание «Народный артист РСФСР» актрисе московского театра «Современник» Нееловой Марине Мстиславовне.
«Кинорежиссеры ее погубят», — сказал как-то Георгий Александрович Товстоногов, отвечая на вопрос одного из критиков об актрисе Марине Нееловой. Это было в середине семидесятых, но в гот момент актриса уже сделала свой выбор в пользу театра, уволившись с «Ленфильма», и уехав в Москву, где ее никто не ждал (кроме большого будущего, конечно)…
Если бывают на свете люди, у которых сбываются все мечты, то Неелова, в семь лег решившая стать актрисой, как раз такой человек. А может, это так только кажется со стороны?
 — Почему-то ни одна (понимаете, ни одна!) моя неудача в кино не была пропущена критикой, — говорит она, и я догадываюсь, откуда такая незащищенность, ранимость ее героинь, что хочется утешить, заслонить. — Меня так разносят, как будто я не только сыграла, но и сама написала сценарий, сняла фильм. В кино артисты не отвечают ни за один метр своего существования на пленке. Как бы ты ни старался, что бы ни делал — все равно смонтировано будет так, как захочет режиссер. Кино — исключительно режиссерское дело, режиссерский взгляд, режиссерский профессионализм. Ты - безропотная марионетка в его руках…
А ведь уже двадцать лет снимается! В ее запальчивости читается желание возражений (да-да, Неелова спорит, чтобы ее опровергли, переубедили). Она спорит со зрительным залом («мне надо победить, убедить или переубедить зрителя, я знаю, что должна стянуть с зала покров недоверия»), спорит с режиссером, доказывая, что сыграла отвратительно, потому что когда все в голос «гениально», кто-то же должен усомниться — так пусть это будет она сама.
Так уже сложилось, что почти все героини Нееловой — ее современницы (за несколькими исключениями: Марьи Антоновны в «Ревизоре», Маши в «Трех сестрах», маркизы Чибо в «Лоренцаччо»). Юные максималистки, не слишком избалованные судьбою, бескомпромиссные мечтательницы, чувствующие в жизни «горчинку». В кино ли, в театре, на телевидении — в каждой из работ Неелова старается расширить рамки образа, делает его острее, чем он задан драматургом, трагичнее. Поразительно, сколько внутренней силы прячется в этой хрупкой фигурке!
В Нееловой вообще многое поражает. И в жизни, и в искусстве — во всем она любит максимальную амплитуду: «мне не хочется „легкой игры“, хочется, чтобы было очень трудно». А много ли вы встречали актрис, не боящихся называть свой возраст?
Когда буквально любой актер страдает, что время его Ромео и Гамлета уже прошло, а он так и не сыграл их, Неелова мудро заявляет: «Что говорить о том, что ушло, когда так много предстоит; горевать о том, из чего выросла, когда до многого не доросла!». Зато другие вещи, безусловно огорчительные, но не стоящие больших переживаний, выбивают ее из колеи.
 — После публикации в «Литературной газете» моих воспоминаний о Раневской, я получила знаете сколько писем? Вот такую пачку, в две ладони толщиной. Мне часто говорят: ты счастливая, тебя все любят. Но это далеко не так, вы не можете себе представить, какие злые письма я иногда получаю. Интересно понять природу этих людей, которые анонимно могут как угодно оскорбить, написать любую гадость. Просто не могу вообразить человека, которому хочется делать другому, ничем лично его не задевшему, неприятное. Ну что делать, если я одеваюсь не так, как хотелось бы ему (или ей), а как привыкла? Если думают. что актриса всегда должна быть накрашена, а я не крашусь? Я такая, какая есть, и ничего с этим не поделаешь. Иногда приходит письмо, и я уже заранее знаю, что лучше его не вскрывать.
 —?
 — По почерку на конверте понятно, кто пишет и с каким отношением. Однажды я так расстроилась от одного письма, что рассказала об этом Раневской. Никогда не подумала бы, что могут быть люди, не любящие Фаину Георгиевну. Оказалось, и ей тоже писали подобные вещи. Я попыталась представить себе этого человека, садящегося за стол со злорадным намерением написать актеру, спортсмену, космонавту что-нибудь такое, что выбьет из колеи, например, «мне не нравится цвет твоих волос». Должно быть, в нем есть нечто испорченно-жалкое, если ему необходимо возвыситься за чей-то счет. Ну что ж, если я могу хоть так доставить ему удовольствие. ..
 — Скажите, Марина Мстиславовна, а не бывает ли в такие моменты разочарования в выбранной профессии, подставляющей под обстрел, когда ты виден всем, и каждый может высказать тебе свое мнение, а ты только игрой и можешь убедить в своей правоте?
 — Вы что, серьезно? Театр — это жизнь. Если меня посадить в мешок и носить, носить, носить, а потом притащить на сцену, я сразу скажу: вот тут сцена. По запаху.
Чужие спектакли трудно смотреть: всегда видишь «изнанку». Когда хорошо, ужасно волнуюсь, счастлива, что принадлежу к этой профессии. Недавно смотрела Жванецкого в Театре миниатюр, так просто с ума сходила от восторга, боялась, что меня из зала выведут за громкий смех. Карцев играл замечательно, текст был прекрасный — ну просто нет слов.
Во многих спектаклях бывают такие сложные метафоры — просто тройное сальто с переворотом. Вообще-то, я не против того, чтобы думать, но и чувствовать хочу.

С. Новикова
18-07-1987
Вечерняя Москва