…Есть в Ленинграде институт — театра, музыки и кино. Куда Марина Неелова поступила, ни разу не усомнившись в своем призвании, и была принята к Ирине Мейерхольд и Василию Меркурьеву.
Неелова: Это были четыре очень смешных года. Мы занимались животными, нам сказали, что если мы не познаем психологию животных, то никогда не сможем играть людей. Меркурьев умел замечательно показывать, он показывал за всех персонажей, не зная текста. Он выходил на сцену, не выдерживая того, что он видит, и начинал без слов: ты о-о-о, она а-а-а… Я его четко понимала. Он меня научил такому понятию, как перспектива, и это мне так запало в голову, что уже ничем не вывести. Я могу плохо играть, но единственное, что я правильно делаю, я тащу перспективу и ощущаю ее физически. Вы переходите лужу по кирпичам и делаете все достоверно. Но то, что вы опаздываете на поезд, не ясно. А это — главное, что нужно нести прежде всего. Пожалуйста, опаздывайте на поезд, просил Меркурьев.
Студенткой третьего курса она со сценарием в руках готовилась переступить порог «Ленфильма», где режиссер Кошеверова на сите просеивала кандидатов в «Старую, старую сказку».
Съемка началась с плана, где, ухватившись за край платья, принцесса превращает его в мини. Неелова не перестает удивлять своей раскованностью перед камерой. При звуке хлопушки она, не мешкая, принимается за дело. Это ее первый шаг к известности.
Неелова: Я прекрасно помню этот первый съемочный день. У меня был страх, какой испытывает, наверное, каждый нормальный человек перед первым шагом на сцену, перед вторым, перед десятым и каким угодно, сколько бы он ни работал.
От страха я распоясалась, у меня потом часто внутренний зажим выражался в распоясывании, как у других-в столбняке. Однажды дошло до того, что во время репетиции я на нервной почве до того разбегалась по сцене, что свалилась в зал, и на этом успокоилась, поняла, что самое страшное позади, потому что страшнее уже ничего не может быть. В первый съемочный день я их насмешила своим отчаянием. Кошеверова, нежный, чуткий человек, нашла в этом что-то н утвердила меня на роль, хотя все категорически высказывались против: «ну, кого угодно, только не эту».
Типаж, который она создала, был принят безоговорочно. Следует новая главная роль: в киносказке «Тень». Но с тем же успехом она могла бы сняться еще в десятках сказок. А могла бы и не сняться. К ее опыту и опыту зрителя это уже ничего не в силах было добавить. Она творила безоблачно ясные образы. Но безоблачно ясного искусства не бывает. Рано или поздно перед исполнителей возникает проблема риска.
Неелова: Меня это преследует всю жизнь. Когда начинаешь, риск неизбежен, потому что на использованных приемах ничего нельзя доказать. Если в твоей пластике есть повторяемость, то каждый раз она должна хотя бы отражать иной уровень. Каждая роль — прыжок на облака, где можно удержаться, только перепрыгнув на следующее облако.
Режиссеры увидели в Нееловой не просто еще одну талантливую актрису, обладающую суммой профессиональных качеств. В ее мышлении, в способе исповедоваться в творчестве легко было обнаружить черты современного поколения, вошедшего в кинематографическую реальность. После Тереховой это был новый, не слишком изученный еще киномир. Что-то осталось прежним, но что-то неуловимо изменилось, и современная сверхчувствительная камера пыталась это что-то схватить.
Так была открыта ее тема. Честь первооткрытия принадлежит Илье Авербаху. Его намерения были изложены в коротком телефонном звонке, приглашавшем Марину Неелову в задуманный им фильм «Монолог».
Из сказочного кинодетства она шагнула в невыдуманный мир. Здесь уже не было Андерсена и все кончалось трагически.
Неелова: Это фильм-монолог поколений, каждое из которых совершило причитающееся количество ошибок и стоит на пороге новых, чья сумма образует жизнь.
Неелова играет тему переломного возраста. Представитель уравновешенного поколения, сосредоточенного на себе, взрослеющего на фоне родительских драм. С детства знают, что такое нервная система. Носят мужские кепи, мушкетерские сапоги.
Неелова: Умеют ли они вознестись над реальностью? Нуждаются ли в ласке? Кажется. Хотя… Тянутся ли к доброму слову? Но к такому доброму слову, которое не в микрофон, а для тебя одной. А от кого услышишь его в спешках убегающего XX века, в темпах влюбленностей, не успевающих стать любовью? Не от компьютера же…
Титан науки, создающий препарат для управления мозгами, беспомощен перед рядовой драмой. Не бог весть какая сенсация. Неелову волнует другое: беззащитность ее полудетских драм перед титаническими задачами, которые решаются человечеством.
Михаил Глузский — артист с самым злодейским прошлым, нашпигованным ролями бандитов. С «Монолога» начинался его переход к честной жизни. Но вот однако на него все нападают. Лишь в глазах внучки он читает любовь.
Неелова: Он до сих пор называет меня внучкой. Когда сцена истерики оказалась в браке н надо было переснимать, он мне подыгрывал из-за кадра. Достаточно сложно включиться в это состояние спустя месяц. Помню, что на последнем дубле кончился текст, а камера все гудит. Продолжаю плакать… плачу… еще плачу. Когда кончилась пленка, он бросился ко мне: «деточка, не плачь, внучка, на тебе яблоко!» Это было замечательно непрофессионально и замечательно по-человечески.
Итак, приблизительно с середины 70-х годов на киноэкране по-хозяйски расположились девочки Марины Нееловой. Она уже была небезызвестна, и ее имя произносили во многих театрах. Знали о ней и в ленинградском Большом драматическом театре. «Надо с этой актрисой встретиться, поговорить. Кинорежиссеры ее погубят», — сказал Товстоногов, отвечая на вопрос одного из критиков. Но находившаяся тут же завлит сообщила, что Неелова уволилась с «Ленфильма» и едет Москву в полную неизвестность. «Очень напрасно. Она потеряет все»,-заключил Товстоногов, навсегда покончив с этим вопросом.
Неелова: Я всегда хотела с ним расстаться, я имела в виду, что мне через кино нужно попасть в театр, я так решила. В театр показываться я не могла потому, что, во-первых, страшно боялась, во-вторых, ни в какой театр, кроме БДТ, живя в Ленинграде, естественно, я не хотела, а в БДТ. .. Показываться и не поступить, я бы очень сильную себе рану нанесла, и у меня бы на много лет вышибло вообще уверенность. Человек, проигрывая, очень теряет в своих запасах. И после учебы я думала, — так я себе запрограммировала, так жизнь себе построила в своих фантазиях, —что надо будет сняться в каком-то замечательном фильме, где я замечательно сыграю и где меня кто-нибудь увидит и пригласит к себе в театр. Полный бред, конечно.
Но так и случилось. Марина встретила в Москве людей, видевших ее в кино. Режиссер «Современника» Валерий Фокин искал актрису для ввода в спектакль «Валентин и Валентина». Случайно он увидел «Монолог». Неелову разыскал по телефону игравший Валентина Константин Райкин. Просил прийти. Они проговорили четыре часа. На следующий день начали репетировать.
Она проделала обратный, но не слишком типичный путь: из кино на театральную сцену.
Неелова: Кино научило не раскачиваясь войти в эпизод. В «Современнике» это качество ценилось. Я была поражена, когда оказалась на репетиции «Эшелона» и увидела обморок актрисы Дорошиной. Отговорив свои монолог, Дорошина с посеревшим лицом рухнула на ящик, символизировавший вагонную полку: сердце!.. Я нашарила в сумочке валидол, но услышала негодующий голос: «Да отстань ты от меня, это я по роли».
Неелова была введена в основной репертуар и сразу получила четыре роли. Впоследствии она заявит, что эти роли все без исключения были ее: развивающийся характер, острый перелом судьбы.
Как-то оказывалось, что Неелову, чьей актерской судьбой стало изображать первые шаги во взрослую жизнь, занимали в пьесах-дебютах режиссеры-дебютанты (Нахапетов, Абдрашитов, Толмачева). Возможно, они делали на нее ставку? Еще бы: ведь от старта зависит все или почти все.
Героини Нееловой не декламируют, а несут в себе нравственную позицию, с упорством отчаяния подчиняют ей не поступки, но жизнь. Эти качества она ищет в героине, а найдя, защищает от режиссерских посяганий. Она ищет и поэтому спорит. Спорит всегда и везде.
Неелова: Но я спорю, чтобы меня переубедили. А если не хотят переубеждать, то это только вредит работе. Когда я со всей дотошностью приставала к Данелии насчет деталей, он их категорически отверг: меня это не интересует, мне это не важно, как бы ты в жизни… Я встретилась с ним впервые, и, как всегда, очень сложно проходило начало работы. Почти треть картины спорили, опровергали друг друга, но потом как-то вдруг мы стали соглашаться со всем, что предлагалось им или мной.
«Осенний марафон». Сейчас читатели чаще всего спрашивают об этом фильме. Высказывается мнение, что кинематограф подобрел; еще 30 лет назад роль Аллы была бы злодейской.
Неелова: Я получаю послания и сочувственные и скандальные. По содержанию абсолютно четко понимаю, кто пишет: жена или нет. Некоторые спрашивают, как мы смели перенести на экран ее историю. И это при всей притчевости и поэтичности фильма.
Два слова об отношении между актрисой и созданным ею экранным типажем. Они таковы, что неизбежно ведут к разрыву. И здесь перед художником возникает проблема нового, следующего риска.
Неелова: Вот зрительница написала мне о моей последней роли: надо же так обезобразить актрису, что от нее только одни голос остался. Для меня это был комплимент: я все-таки сумела максимально отойти от себя, от всего, что делала раньше. Но это не значит, что зритель тут же все и примет. Не знаю, сколько и какими ролями мне предстоит доказывать своих новых героинь. Кое-кто будет, боюсь, разочарован, потому что хотят нового и чтобы одновременно это была я. Страшная профессия. Каждый день ты мучима таким количеством противоречий!
«Ее женщины наивны, как дети», — заметил Гафт, посмотрев телевариант «Записок Лопатина». Героиня Нееловой чуть-чуть повзрослела, но осталась все той же девочкой.
Неелова: Моя физика и пластика категорически не совпадают с возрастом. Так будет, наверное, и в 40 лет, и в 50. У меня те же две руки и те же два глаза. И слезы, которыми я плачу, мои собственные. Я не могу все это отбросить.

Марк Павлович
6-08-1981
«Волжский Комсомолец» (Куйбышев)