Марина Неелова выразила свою эпоху исчерпывающе. Время 70-80-х — время торжества официальной пошлости, гнусности, лжи, полного неверия в возможность каких-либо перемен. В такой жизни полноценно можно было существовать только внутреннему человеку. И он проживал ее, твердо зная, что хорошо, а что плохо, мешая игру и исповедь, тоску и азарт, пессимизм и обретение смысла, предательство и геройство. В этом был парадокс эпохи.
Неелова принесла в это время свою душевную силу, абсолютную правдивость и искренность. В ней всегда поражала колоссальная жажда жизни. Ее красота и молодость словно бросали вызов обыденности. Даже ее внешний вид, умение носить костюм и самое себя, смотреть открыто, с достоинством — противостояли и бесстильному театру, и москвошвеевской, тусклой, нищей, серой столичной жизни.
И все же главное для меня — не ошеломляющая энергия, порыв — это в актрисе восхищает постоянно. Неелова была и остается, по-моему, героиней уходящего века. Века трагического (где «С новым годом, с новым горем»). Ее облик, как и ее творчество — это особая красота, всегда с привкусом тоски и ностальгии. С ней связано пронзительное ощущение ускользающей красоты. И предчувствие гибели («Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз»), Ахматовское мироощущение 30-40-х годов рифмуется с нееловским 70-80-х: безумная жажда жить и - постоянное предчувствие конца.
Да, она была героиней эпохи (в глубинном смысле этого слова) больше, чем Гурченко или Гундарева, например. В Нееловой никогда не было покоя, счастливого конца, компромисса. Персонажи Гундаревой, Гурченко — вписывались в окружающую действительность, нееловские — не хотели, не могли. В обыденной монотонной, банальной коммуналке — их страстная сила и жизнестойкость оправдывала наше существование. Поразительно, как сумела Неелова сохранить эту особую индивидуальную яркость, чистый звук в фальшивом многоголосье.
Актриса Марина Неелова никогда не была натуралисткой. Мы жили в эпоху распада реальности когда, по словам А. Белого, торжество материализма упразднило саму материю, превратило в фикцию: теперь ее можно было придумать какой угодно, на месте уничтоженной построить новую и т. д. ? Может, поэтому Неелова на сцене творила почти «бесплотно» лирическую духовную субстанцию, будто бы не задумываясь о каркасе роли, о формальном приеме. Внимание концентрировалось на «внутреннем свете» (то ли героини, то ли собственном). Ибо Неелова всегда была незаурядной личностью. Так актриса вырывалась из пространства усредненности и стертости. И скоро стало ясно, что она вовсе несовременна (в самом прямом и поверхностном смысле): странная, непохожая на женщину из толпы, чужая ей. Она не вписывалась в «сиюминутную» современность. В Нееловой слишком много человеческого достоинства, гордости, может быть, даже (на первый взгляд) высокомерия. Жесткая, не способная приспосабливаться; ее героини закрыты, не напоказ; любят, чувствуют по-особенному. В них нет ничего «бабьего», женски-сентиментального, может быть — даже нежности (той, что на грани пошлости или жалости). В отличие от Гундаревой и Гурченко (например), лирика Нееловой «внутри» до предела. И неожиданно, вдруг, когда уже невозможно терпеть — обнажается истинная страсть, боль, мука? Она почти не плачет, не «страдает», не жалуется. Нееловская героиня «подобрана», как и полагается мужественному интеллигентному человеку. В ее облике — преодоление судьбы: жажда счастья и одновременно не по годам раннее ощущение усталости, осознание, что жить — нельзя, в этом времени — нельзя. И потому ее удел — гибель, но не житейская гармония. Она словно «музыка во льду».
Неелова — конечно, вся из нашей культуры, она адекватна ей и способна, на самом деле, сыграть любую героиню русской литературы (или — почти любую). Неелова «готова» и в первые красавицы и в сиделки. «Стиснув зубы», мыть котлы и носить изысканный костюм. Она умеет все. Может играть и порок и святость, и безрассудство и смирение, она и роковая и бытовая. Аристократичная, соблазнительная, роскошная, изящная, тонкая — но всегда одинокая и несчастная. Нееловская героиня — это женщина «на грани нервного срыва» — и постоянной внутренней напряженной работы. В ней почти нет эгоизма, она создана для самозабвенного служения, самообречения. И при этом — у нее «легкое дыхание». В общем, для меня — это стопроцентная пастернаковская Лара?
?Время меняется. Реальность материализуется, рождается новый облик эпохи. Неелова востребована, как и прежде. Теперь стало ясно, что диапазон этой актрисы, масштаб ее таланта чрезвычайно велик. Высочайший профессионализм и человеческая зрелость, так поразившие всех при первом появлении Нееловой (как будто такой родилась), сегодня требует особой ответственности театральной среды. Она сама давно уже пытается вырваться из крепко зашнурованного корсета, разбить, разрушить ярлыки, «имидж», типаж и т. д. Как много мы уже потеряли, не увидев Неелову во многих характерных, гротесковых, «отрицательных» ролях. А ведь и «Двенадцатая ночь» и «Ревизор» доказали, что Неелова — блестящая комедийная актриса; с потрясающим чувством юмора; в ней море лукавства, тонкой иронии, восхитительно изящного мастерства. Широта, универсальность репертуара — знак большого актера. Вспомним судьбу удачливой, но и великой М. Г. Савиной (от Агафьи Тихоновны в «Женитьбе» до Натальи Петровны в «Месяце в деревне», от Настасьи Филипповны в «Идиоте» до Акулины из «Власти тьмы»). Вспомним и нереализованную, но крупнейшую, любимую актрису Чехова — М. П. Лилину. (Ее лучшие роли не только Соня или Варя, но и Наташа — в «Трех сестрах» и Хромоножка — Лебядкина в «Николае Ставрогине» по Достоевскому).
Как любой настоящий художник, Неелова обладает чувством стиля, способностью проникать в «чужой мир» и органично «там» существовать. Поэтому со временем она все больше увлекается формой: заостряет прием, обнажает метафору, с легкостью «влезает» в гротесковый «костюм», в «причудливую», «неправильную» оболочку. С какой веселой легкостью и свободой Неелова «играла» «Графа Нулина». Как сильна ее потребность в импровизации, в радости игры. Или Елизавета у Туминаса? Можно описывать каждую сцену? Но поражает творческая смелость, открытость эксперименту, подвижность внутренней техники. В общем, Марина Неелова сегодня может играть все. Вассу Железнову или Гурмыжскую, Леди Макбет или Гертруду, Аркадину или Лебядкину, Татьяну Репину или «Поэму без героя».
И последнее. Неелова — всеми признанная, уважаемая, блестящая актриса и вместе с тем — никогда не была в эпицентре внимания, звездой для массового зрителя. Неелова как будто сознательно существует на «периферии» театрального процесса, чуть в стороне, вне яркой, шумной славы. Она живет своей сосредоточенной жизнью; не стремится к роли лидера актерского направления, течения, школы; не оказывает давления на состояние современного театра. Да это и невозможно. Ей нельзя подражать? Но ее личность и творческая индивидуальность образуют самостоятельное направление.  Марина Неелова из тех редких актрис, которым всегда «есть, что сказать». Она человек истинной культуры, подлинной интеллигентности и ответственности. Неелова навсегда заняла свое место в нашей культуре.

Наталья Пивоварова
2001