Встречаю актеров разных театров и слышу горькие жалобы на невнимание к их творчеству, к их судьбам. Меня тоже в свое время пугали театром «Современник», говорили, что не приживусь в среде давних единомышленников — актеров, которые вряд ли поддержат кого-то, пришедшего так уж явно «со стороны».
Но за все годы моей работы в «Современнике» я не встретила отчужденного отношения к себе, впрочем, как и к другим актерам. Не увидела никаких признаков так называемых «театральных группировок» и никакой тенденции их создавать. Хотя меня окружают живые люди с очень разными характерами, со своими личными привязанностями и антипатиями, нервные, иной раз и раздражительные. Очевидно, творческая природа нашего театра такова, что любой из нас, если он не на словах, а на деле, в художественном процессе, заявляет о себе всерьез, встречает и серьезное отношение. 
Означает ли это, что мы свободны от тех этических проблем, о которых говорит в своей статье А. Кравцов? Мне кажется, что всегда возникают такие отношения, в которых непросто и нелегко разобраться. Я, например, со страхом и волнением иду на обсуждение всей труппой нового спектакля. Инерции восприятия у нас нет. Кажется, качество хорошее? Но в этой нелицеприятности и откровенности существует множество опасностей. В одном случае вас славят, в другом — раскритикуют так, что ощущаете себя на грани профессиональной непригодности. Я лично просто-напросто заболеваю перед каждым генеральным прогоном, а успокаиваюсь лишь к десятому — двадцатому спектаклю. И всегда думаю, когда же это кончится? Неужели так — всю жизнь? Можете себе представить, что такое для меня энергичная критика товарищей… Но как же без нее? Неужели лучше слушать обтекаемые фразы и видеть постоянное сглаживание успеха и неудачи?
Но, с другой стороны, актер, как губка: он против воли впитывает далеко не только то, что уместно и полезно для образа. Из самых лучших соображений товарищи что-то советуют вам, да и я, например, склонна искать совета. Между тем чаще всего после такого рода творческого общения на стороне слышишь замечание режиссера: «Послушалась кого-то? Опять?» А вслед за тем — просьбу никого не слушать до окончания работы над спектаклем.
Я говорю обо всем этом, размышляя над тонкостями театрального наставничества, хотя у нас в театре его в общепринятом смысле нет прежде всего потому, что труппа не разграничена на «стариков», «середняков» и «молодых», а следовательно, не разграничены и сферы влияния внутри коллектива. Вероятно, в условиях хотя бы малейшей борьбы театральных «оппозиций», смены художественных вожаков труппы роль старейшин и ведущих актеров и вырастает до масштабов хранителей творческого достояния и духовных ценностей. В «Современнике» мы свободны от актерских пересудов и ограждены от опасности заполучить некий авторитарный ярлычок. До сих пор почему-то в печати не заговорили о том, как, например, Галина Борисовна Волчек не просто поддерживает молодую режиссуру, но провоцирует ее на творческую работу, как любой из актеров «Современника» всегда вправе попробовать себя в той роли, которая пришлась ему по сердцу, и прежде всего о том, что каждый молодой актер в нашем театре получает роль, в которой способен выявить себя. Ничего из ряда вон выходящего я в этом не вижу: на мой взгляд, это — норма внутренней жизни театра, его смысл и назначение. Я много ролей сделала вместе с Галиной Борисовной. Как у каждого из нас, среди них были роли, более близкие моим личным ассоциациям. Они рождались легче, быстрее, безболезненнее. Но были и такие, которые долгое время принимаешь лишь вприкидку. И тогда ждешь: придет Волчек и поставит все на свои места. Причем сделает все это чутко, с настоящей творческой любовью к актеру, с пониманием его индивидуального метода работы, его характера и душевного склада.
Одним из основателей «Современника», как известно, является Игорь Владимирович Кваша. Об этом его почетном ранге я вспоминаю лишь в юбилейные дни театра, да вот сегодня, в связи с темой нашего разговора. В остальное время передо мной — великолепный партнер, а это, я считаю, лучший вид театрального товарищества и безошибочный способ передавать традиции театра, его метод. Вместе с тем Кваша — человек в высшей степени остроугольный, отчаянный спорщик, и в творческом споре мы, вроде бы симпатичные друг другу люди, иной раз схватываемся до обид. 
«Современник», как всякий театральный организм, развивается в диалектических противоречиях. Мне трудно судить, каким он был в годы своего театрального детства и юности. Но если признаками «студийности» кто-то намерен считать атмосферу доверия к начинающему актеру и режиссеру, озабоченность успехом каждого во имя успеха спектакля, партнерскую чуткость и доброжелательность, я готова поспорить. Я убеждена, что все это — признаки настоящей серьезной профессиональности. Не роскошь, а естественная необходимость.

Марина Неелова
03-1982
«Театр», № 3