Тому, кто хочет расстаться с иллюзиями по поводу возвышенного кинематографического искусства, следовало бы непременно побывать хоть раз на съемочной площадке и увидеть воочию, из какого сора растет кино, не ведая стыда, — перефразируем известные стихи. А может быть, наоборот, такая экскурсия лишь прибавит этих самых иллюзий? Ведь столь самозабвенно играть в игру под названием кино могут разве что дети, а тут — десятка два взрослых дядей и тетей, среди них — известный режиссер Александр Адабашьян, актеры Сергей Безруков, Марина Неелова и другие, один из лучших операторов Павел Лебешев. Эта блистательная команда на «Мосфильме» занимается с помощью ОРТ и студии «Тритэ» экранизацией романа Бориса Акунина «Азазель» (сериал для телевидения).

График съемок более чем жесткий — ежедневные смены по 12 часов. После Праги — Москва. Осенью — премьера. В этот день с 9 утра до двух часов дня снимали один-единственный кадр — сцену в доме Бриллинга (Сергей Безруков) с Фандориным (актер-дебютант из питерского Александринского театра Илья Носков). Диалог в несколько фраз. Подготовка к съемкам — четыре часа. Актеры, в костюмах и гриме привезенные готовенькими под проливным дождем, терпеливо бродят по павильону. Попивают чай. Покуривают. Короткая репетиция (Адабашьян всегда репетирует на съемках, не позволяя работать актерам «с листа») и - «Мотор!» Но нет, снова что-то не ладится, и снова — непонятное чуждому взору броуновское движение людей на площадке, перебрасывание неясными фразами — профессиональный сленг!

Обстановка — как во время ремонта в квартире: декорация в павильоне еще строится, пилят, стучат. Девушка красит этажерку морилкой. По полу разбросаны газеты и пластиковые бутылки (нет-нет, не подумайте дурного — из-под кока-колы и минералки). Дежурные бутерброды, чайник, йогурты. Кто-то куда-то поехал за раскладушкой (зачем здесь эта самая раскладушка — вникать бессмысленно). Другая девушка битый час подшивает паричок. Безруков вдумчиво осваивает невиданный агрегат, придуманный Акуниным, — машинку для приготовления яичницы на кухне у Бриллинга — под процесс изготовления этого нехитрого блюда должен произноситься его текст. Соответственный реквизит — корзина яиц, предназначенных «в бой», зелень, овощи на столе посреди банок с красками, растворителями, лаками. Другая девушка опять же битый час аккуратно подсоединяет какие-то контакты к аккумулятору. Никто никуда, как ни странно, не спешит: кино — дело тонкое и деликатное, несмотря на строительно-ремонтный антураж. Нами никто не интересуется — люди делом заняты. По обыкновению не стесняется в выражениях Павел Тимофеевич Лебешев, но ему все простительно, он мэтр и общий любимец. Безмятежно спит в реквизиторском кресле мужчина, прикрыв лицо кепкой.

Время к обеду. Пора снимать. «Щас один кадрик снимем, глядишь, и то чудо!» — шутит невозмутимый Адабашьян. Стол у героев накрыт. «Откуда салфеточные кольца?» — «Из дому принесла». — «А дома откуда?» — «Не знаю», — кротко отвечает реквизиторша. Кузнецовский благородный фарфор доставлен наконец в обычном пластиковом пакете с ручками. Осветитель, влезши на стул, держит лампу. «Мотор!» — раздается в который раз. И волшебная «коробочка», о которой писал, имея, правда, в виду сцену, театр, еще Булгаков, оживает. Картинка, которую так долго конструировали на наших глазах, задвигалась, зазвучали слова, и актеры, только что болтавшие, курившие и читавшие газеты, моментально обернулись другими людьми. Ну разве это не колдовство? И как же нужно любить это колдовство, чтобы вот так, без памяти, терпеливо и не понарошку им заниматься?

Марина Мурзина
3-07-2001
АиФ Суббота-воскресенье