— Как вы вообще относитесь к жанру телесериала?
— К хорошему сериалу я отношусь хорошо. К очень хорошему — очень хорошо. А другие, по-моему, снимать нет смысла.
— Какие телесериалы последних лет — отечественные, и не только — вы считаете удачными?
— Я мало смотрю телевизор. Запомнился мне только «Твин Пикс», но это было уже много лет назад. Что же касается постсоветских сериалов, то ни один из тех, что попадались мне на глаза, не показался мне удачным. Главным образом, из-за бросающейся в глаза бюджетной бедности и еще какой-то удручающей неаккуратности, поспешности. Единственным исключением был добротный «Таежный роман», но там мне не все понравилось в сюжете.
— Пришлось ли вам при написании сценария «Азазеля» что-нибудь значительное менять в сюжете по сравнению с книгой? Если да, то с чем это было связано?
— Нет, я мало что изменил и теперь жалею об этом. Длинные разговоры хороши для чтения, но не для экрана. Мне как автору было жалко расставаться с некоторыми диалогами, но это от неопытности — ведь я никогда раньше сценариев не писал. Сейчас я бы перевел большую часть этих рассуждизмов в ситуативно-визуальный ряд. Фильм от этого, безусловно, выиграл бы.
— Какие права как автор романа вы оставили за собой? За какие из них вам пришлось побороться?
— Я с такой подозрительностью относился ко всем кино- и телестудиям нашей страны, что еще до начала всяких экранизационных переговоров выработал некий свод условий: сценарий буду писать сам; ничего менять в нем без моего согласия не позволю; режиссера выбираю сам; актера на роль Фандорина тоже; забиваю в контракт минимально допустимый бюджет (что вообще неслыханно) и… не помню, что-то еще столь же нахальное. Любой психоаналитик сразу же сказал бы: «Э-э, батенька, да это в вас кастрационный комплекс бушует. Очень уж вы боитесь кастрации, то есть, пардон, экранизации, вот и выдвигаете условия, на которые ни одна здравомыслящая студия не согласится». Так оно вначале и было. «Мост-кино» покрутил мне пальцем у виска, «НТВ-профит» поуговаривало-поуговаривало и махнуло рукой, РТР тоже решило с буйнопомешанным не связываться, были еще какие-то предложения, сейчас уже не помню. Не могу сказать, что эти абортивные попытки меня расстраивали, мой Фандорин оставался при мне. Но потом позвонил Константин Эрнст с ОРТ (или мы где-то встретились, уже не помню) и принял все неприемлемые условия, так что деваться мне стало некуда. Меня подвергли экранизации. 
— Каков был предлагавшийся продюсерами список режиссеров и почему вы остановили свой выбор именно на Адабашьяне?
— Я не могу назвать имен, но это всё были очень известные режиссеры. Александр Артемьевич Адабашьян, вопреки трем «А», в списке был последним — не из недостаточного к нему почтения, а из-за краткости фильмографии. Всего одна картина «Мадо до востребования», но зато очень хорошая и снятая примерно в той стилистике, которая казалась мне подходящей для проекта.
— Участвовали ли вы в подборе актеров и насколько вы удовлетворены подобранным в итоге составом? Какие требования вы предъявляли к исполнителю роли Фандорина?
— Я лишь утверждал главного исполнителя. Ну, еще со мной советовались по другим ролям, показывали пробы, однако там я решающего голоса не имел. У Александра Артемьевича была идея, которая мне нравилась: не использовать ни одного знакомого лица, только новых для телеэкрана актеров. Но продюсеры на это не отважились, и их можно понять. Слишком большой риск, слишком много денег вложено. Но уж зато из «знакомых лиц» взяли самых-рассамых.
— В чем заключалось ваше участие в съемках?
— Господь с вами, я близко к съемкам не подходил. Что бы я там стал делать? Говорить оператору Лебешеву, что у него камера не так стоит? Объяснять режиссеру Адабашьяну про систему Станиславского?
— Для какого зрителя делался фильм — поклонника фандоринской эпопеи или «профана», не читавшего ваших книг?
— Разумеется, для зрителей, которые в жизни не слыхали ни про Фандорина, ни про Акунина (по самому оптимистичному для меня подсчету таковых 99% зрителей ОРТ). Но зато читали русскую классику и смотрели классическое кино, а значит, смогут заметить и оценить некоторые аллюзии. 
— В числе главных достоинств ваших романов всегда называют язык. Удалось ли сохранить его в диалогах?
— Черт его знает. Язык как язык. Несколько архаизированный, конечно, но в фильме в меньшей степени, чем в книге, — все-таки на слух воспринимать труднее, чем глазами. Надеюсь, в этих речевых оборотах не будет карикатурности а-ля «вальсы Шуберта и хруст французской булки».
— Участвуете ли вы в работе над «Статским советником»? Если да, то что вы можете о ней рассказать?
— Да в общем мало что. Сценарий я написал еще летом. Он принят, одобрен. Выбор на роль режиссера Олега Меньшикова кажется мне интересным. Но зима прошла, начать съемки не успели, а все события-то по сюжету происходят зимой. Было предложение продюсеров перенести время действия на весну или осень, но этого мне не хотелось бы. «Статский советник» — история зимняя, ее цвета белый и красный: кровь на снегу.
— Что вы можете сказать по поводу вашего «голливудского проекта», о котором ходит множество слухов? Насколько он близок к реализации?
— Неблизок. Битва одних американских адвокатов с другими тянется уже полгода. Мы с Верхувеном (режиссер фильмов «Вспомнить все», «Основной инстинкт», «Звездный десант». — Е. Ж. ) в ней не участвуем — велено не путаться под ногами. Камень преткновения тот же, что с русскими экранизациями: очень много о себе понимаю, хотя в Америке про писателя с таким именем слыхом не слыхивали. Мои притязания там гораздо скромнее, потому что за объем бюджета я могу не тревожиться. Но ужасно не хочется, чтобы сняли клюкву вроде «Доктора Живаго» или «Евгения Онегина». Им-то что, а меня здесь засмеют. Тем не менее работа над сценарием движется к концу. Пишу его не я, а сам Верхувен вместе со своим постоянным сценаристом — голландцем Герардом Сутеманом.

Евгения Журавлева
4-03-2002
Еженедельный Журнал