Глава дирекции кинопрограмм и кинопоказа ОРТ Анатолий Максимов: «Я ежедневно, как инженер, построивший мост, стою под ним, а надо мной едут люди»

- Чем «Азазель» отличается от других сериальных проектов ОРТ?
 — Масштабом. Амбициозностью. Мы такого еще не делали. «Азазель» многие хотели экранизировать: этой книжке ведь необязательно быть сериалом — она не столь велика. Вообще акунинский проект «Фандорин» вполне может стать циклом фильмов a-ля Джеймс Бонд — с законченными сюжетами. Проблема в том, что кино живет в фантомном мире, а телевидение — в реальном. Но все реальное в этой жизни оказывается более бедным, тусклым, менее интригующим и потому дешевым. Кроме рекламных, других денег у нас нет. Но нам повезло — Константин Эрнст нашел спонсора. И тогда мы решились на проект с настоящим кинематографическим размахом: съемки в Праге, павильонные декорации — словом, настоящее кино. А качественное кино должны делать качественные люди. Поэтому — режиссер Адабашьян, поэтому — оператор Лебешев, поэтому — студия «ТРИТЭ». Это эпоха, это атмосфера.
«Азазелю» пристало быть фильмом. Отсюда, собственно, и возникла идея телепоказа — сначала как фильм, а потом как сериал. Четырехсерийную версию мы запустим в следующем телесезоне, а на ближайшее воскресенье назначена «большая премьера» — трехчасовой фильм. До фильма будет игра «Кто хочет стать миллионером?» по «акунинской» теме. Автор все-таки работает на массового читателя и зрителя, причем нисколько этого не скрывает. В смысле массового зрелища «Миллионер» — бодрящий, в меру агрессивный аперитив. Это тоже масскульт, но интеллигентно поданный. А после — познеровские «Времена», которые, я надеюсь, Акунин, он же Григорий Шалвович Чхартишвили, почтит своим присутствием.
- Вы отводите «Азазелю» весь воскресный вечер. Известны ли подобные прецеденты?
 — Нет. Думаю, и в мировой практике такого не было. Потому что производство и показ практически нигде не сосредоточены в одних руках. А у нас есть возможность не только представить автора в разных жанрах, но и продемонстрировать некую «мультимедийность», что ему очень показано.
Например, к телепремьере, как к театральной, выйдет многостраничный альбом, где будут представлены герои фильма с комментариями автора. С подачи Акунина звукозаписывающая компания Real Records предложила известным музыкантам сделать «Азазель за кадром» — романсы для фильма. Там собраны лучшие — «ДДТ», «Аквариум», Кортнев, «Ногу свело!», «ЧайФ», «Чичерина», «Ночные снайперы» — там участвуют. Мы надеялись, что эти песни войдут в фильм, но в ходе переговоров с режиссером остановились на том, что звучать они будут только в титрах после каждой серии. Для самого фильма музыку написал Владимир Дашкевич, она очень хороша, а «за кадром» — романсы, по-моему, очень удачные.
- А экономически это оправданно — сложная структура, принципиально иной способ показа?
 — С точки зрения рейтинга и соответственно рекламы такое «большое» воскресенье от обычного показа ничем не отличается. Один и тот же фильм, показанный на нашем канале и на канале-конкуренте, собирает очень разное количество зрителей. Это как напор воды в доме. Если он слабый, то вы можете у себя в квартире ставить хоть золотые краны — толку будет мало. Настоящий рейтинг фильм получает на том канале, где есть этот напор, энергия, притягивающая зрителя. И я думаю, что Чхартишвили выбрал наш канал в надежде на то, что он как писатель расширит свою читательскую аудиторию, которая огромна, но все равно несоизмерима с той, что смотрит ОРТ. 
- Вы много раз говорили, что сериалы ОРТ ориентированы на мейнстрим. Что это значит?
 — Мы считаем, что мейнстрим, а по-русски — кино «большого стиля» приходит у нас в стране через малый экран. Ведь функция кино не в том, чтобы нравиться критикам или составителям фестивальных программ. Оно должно нравиться той аудитории, которая потом поддерживает цепочку «деньги — товар — деньги». В нашем кино эта связь нарушена. У нас, несмотря на бурный рост кинопрокатной индустрии, отечественных фильмов в прокате нет — так, «следовые» включения. Владельцы кинотеатров сами создали свою аудиторию, которая хочет жирного, высокобюджетного — не меньше 40 млн. долларов — американского кино и немножко европейского авторского кинематографа для остроты. А наше кино сейчас — как индеец в резервации. Все радуются тому, что он есть, но до самого индейца никому нет дела. Мы в эту резервацию пришли и говорим: давайте работать с тем, что у нас есть. У нас есть телевизор, это реальная экономика. А дальше существуют различные варианты: можно снимать жесткое кино — насилие, эротика. Это легкие деньги: насилие — вещь дешевая, эротика — еще дешевле. Но это не телевизионно в классическом смысле слова.
Телевизионность — это прежде всего широкий охват, географический и демографический. Идеологическая задача семейного просмотра проста — не навредить. Поэтому ОРТ — это не насилие, не эротика, не чернуха. В этом смысле Акунин для нас — дар небес, потому что это настоящая мейнстримовская литература, которая, сохраняясь как литература, не отгораживается от массовой аудитории. Там нет барьера, литературного кода: «ты сюда не ходи, это — не твое».
- По вашим же словам, мейнстримовское кино предлагает модели поведения, которые хочется воспроизводить. А как быть с акунинскими иронией и цинизмом?
 — Для Акунина ирония — это способ освежить простые ценности. Я считаю его не холодным манипулятором, а вполне проникновенным автором. Поэтому при современной сбитой шкале ценностей вдруг возникает герой, у которого есть собственный кодекс чести. И на фоне зла, которое вокруг него происходит, это выглядит концептуально. К тому же герою еще дико везет, и это добрый намек на более удачное устройство мира, чем нам это обычно представляется.
- «Азазель» — наименее историчный роман из всего цикла. Все последующие связаны с какими-то конкретными событиями. Для вас этот проект — историческое кино?
 — У Александра Артемовича Адабашьяна есть концепция, которая мне представляется глубоко симпатичной. Он говорит, что здесь пойман момент, когда «время пошло» — не только для Фандорина, но и для страны в целом. Первая часть фильма сонная, почти гоголевская. Но с приездом Бриллинга все меняется, вплоть до фасадов присутственных мест, — там все время идет какой-то ремонт. Если говорить об историчности фильма, то он фиксирует смену укладов. Включая манеру поведения и костюмы.
- Что-то подобное — по тематике и масштабу — сейчас делается на канале?
 — Сейчас нет. Надеюсь, будет продолжение сериала «Империя под ударом» о России начала XX века. Но если в «Империи» была попытка сочетать познавательность с развлекательностью, то теперь это разделено на два разных блока: документальный проект «Красные и белые» и «Гибель империи» — такие «Семнадцать мгновений весны» времен Первой мировой. Сценарист — Леонид Абрамович Юзефович. Герои «Империи под ударом» сохранились, но это другая история. Она начинается в 1914-м и заканчивается в 1918-м.
Единственный проект, который в производстве был сложнее, чем акунинский, — это цикл фильмов «Спецназ». Для кино как индустрии ничего труднее, чем военная тема, нет. Военный фильм — это один взбесившийся спецэффект. Двадцать два стреляющих человека в кадре — такого у нас последние лет 15-20 не было. Его, как и «Азазель», мы снимали два года, и он тоже выйдет в марте.
- А что с аудиториями этих проектов? Вряд ли они совпадают. Или «Спецназ» — это тоже «семейное кино»?
 — В «Азазеле» наша задача — не потеряв своих зрителей, привлечь внимание тех, кто обычно телевизор не смотрит, разве что новости и аналитические программы. Городскую продвинутую аудиторию, которая, скажем так, ходит в театр. А в «Спецназе» мы расширяем аудиторию за счет людей, которые ходят в кинотеатры на зарубежные боевики. Для такого зрителя наше кино — это кладбище без края, «Над вечным покоем». Сплошные разговоры, никто никого не ударил ни разу — смотреть нечего. Нам хотелось сделать боевик в классическом смысле слова, но не про чужих. 
- На проектах подобного рода вы предпочитаете работать с кинорежиссерами, а не с режиссерами телевизионными?
 — Собственно телережиссеров не существует. Телережиссер — это режиссер программы. Вот Лиознова — она кино — или телережиссер? «Три тополя на Плющихе» — кинофильм, а «Семнадцать мгновений весны» — телефильм. У нас был свой опыт телекино: когда актер, сыгравший в телефильме, в одну ночь становился знаменитым, а актера, проработавшего десять лет в кино, так никто и не знал. В принципе, по сравнению с тем, что происходит в мире, у нас сейчас «золотой век телевидения». И режиссеры первоклассные, и новые фильмы мы через телевидение доставляем в страну быстрее, чем это делают за границей. Это ненормальная ситуация, и скоро она изменится. Телевидение — это зона повышенной активности, зона максимальной конкуренции. Этим надо пользоваться, потому что долго так не бывает.

Анатолий Голубовский
4-03-2002
Еженедельный Журнал