«Я купил!» — восклицает Лопахин по-русски, и вы, даже без наушников и синхронного перевода, понимаете, что этот упорный, вышедший из низов предприниматель из чеховского «Вишневого сада» приобрел имение с великолепным садом — то, что является для его прежней хозяйки, госпожи Раневской, — символом устойчивости и благополучия ее мира.
Английский перевод здесь совершенно не нужен: факт продажи имения до неузнаваемости изменяет тонкое и нежное лицо Марины Нееловой, бесконечно обаятельной русской актрисы, которая играет Раневскую в «Вишневом саде». Этот изысканный спектакль московский театр «Современник» показал вчера в помещении театра «Мартин Бекк».
Марина Неелова, исполнявшая Машу в «Трех сестрах», показанных «Современником» в прошлом сезоне, во время его первых гастролей на Бродвее, является душой и объединяющим центром, к которому тянутся остальные нити этого взволнованного и очень русского спектакля. В первых сценах Неелова играет хозяйку имения как легкомысленную и взбалмошную особу, но когда до нее доходит жестокая правда — что она разорена, актриса удивительным образом перерождается, старея и как бы съеживаясь на глазах зрителя. Кажется, на ее тело всей тяжестью пала хвастливая победа Лопахина: плечи ссутулились, голова склонилась долу, мышцы лица расслабились и стали дряблыми. Никто не переносил утрату собственности так трагично.
«Вишневый сад» в режиссуре Галины Волчек, художественного руководителя театра, во многом превосходит ее - тоже весьма интересный — спектакль «Три сестры», с успехом показанный в прошлом сезоне. Начать с того, что новая работа намного лучше смотрится чисто внешне. Подобно постоянно хорошеющей Москве девяностых годов, труппа тоже почистила перышки. Ушло в прошлое грубое оформление советской эпохи (вроде моста, перекрывающего сцену в «Трех сестрах»), художники Павел Каплевич и Петр Кириллов создали лаконичный и стильный силуэт загородного дома, окруженного залитыми сиренево-голубым светом деревьями. Кажется, что деревья вырезаны из листов обуглившейся и ссохшейся бумаги.
Кроме того, актеры, многие из которых появлялись на сцене и в «Трех сестрах», теперь играют персонажей, более близких себе по возрасту, что с большим пониманием принимается американскими зрителями, которым и так приходится нелегко в схватках с неудобными наушниками. Стиль игры актеров «Современника» порой граничит с наигрышем; комические персонажи второго плана, к сожалению, не очень хорошо двигаются. Но каждый актер, играющий крупную роль, отыскивает что-то чистое и честное в своем знаменитом персонаже — к этому мы не привыкли: в американских постановках этой пьесы о крушении старого мира и начале новой эпохи много аффектации и неискренности.
Вот, к примеру, Трофимов — доктринер, вечный студент — выглядит в новой трактовке не просто утомительным педантом. В ярком исполнении Александра Хованского он еще и пылкий любовник — как бы ни нападала на него Раневская. Избалованный, рассеянный Гаев, брат Раневской, столь же не умеющий обращаться с деньгами, как и она, в исполнении Игоря Кваши — одновременно и аристократ, и недалекий мальчишка. Неотесанный мужик Лопахин, нувориш, в исполнении Сергея Гармаша представляет дерзкий новый класс, отбрасывающий мелкопоместное дворянство на задворки истории. В том, что касается природной хватки, это новый Дональд Трамп. Уверенность в себе и деньги определяют его поведение. 
За исключением Дуняши, горничной с инстинктом хищницы, остальные женские персонажи более хрупки и слабы. Мария Аниканова делает из Ани, младшей дочери, фарфоровую красотку, а Елена Яковлева в роли простоватой Вари, ведущей домашние счета и тщетно ожидающей предложения руки и сердца от Лопахина, чувствительностью и задушевностью напоминает героинь Теннесси Уильямса. Галина Петрова в редко кому удающейся роли Шарлотты, беря за основу ее чувство потерянности, предлагает рациональное объяснение пристрастия своей героини к фокусам и пустым химерам.
Сейчас самое подходящее время для русского театра показывать в нашей стране пьесу о социальных потрясениях на его родине. В буржуазных устремлениях Лопахина ощущаются как предреволюционные настроения, так и состояние умов в постсоветской России. Забавно слышать, как аристократ Гаев говорит о своей потребности трудиться. «Я теперь банковский служака, — говорит он. — Теперь я финансист» — также, наверное, рисуются в наши дни на улицах Москвы особо изобретательные представители старой гвардии. 
То, что актеры (в великолепных костюмах Вячеслава Зайцева) на протяжении почти трех часов составляют живой ансамбль, органично общаясь друг с другом, — во многом заслуга Галины Волчек. Даже бубнящий текст Чехова переводчик не может испортить впечатление от их игры.
Труднее всего вообразить, чтобы кто-то или что-то могло испортить игру Нееловой. Экстравагантно разодетая, похожая на поблекшую птичку, она оплакивает прежнюю жизнь, не в силах поверить, что ее насильно лишают всего, что она любит. Финал пьесы проходит под стук топора — сад рубят, а в расширенных глазах Нееловой мы видим: топор ударяет прямо по ее сердцу.

Перевод с английского В. Бернацкой

Питер Маркс
31-10-1997
Нью-Йорк таймc