В мировом классическом репертуаре нет, кажется, другой пьесы, в которой противостояние двух женщин достигало бы столь высокого градуса. Маятник этой трагедии от сцены к сцене колеблется между двумя центрами, между двумя яростными королевами-сестрами — Елизаветой Английской и Марией Шотландской. Шиллер назовет вроде бы проигравшую Марию Стюарт победительницей в споре королев, поднимет ее окровавленную голову и водрузит в заголовок своей пьесы.
Литовец Римас Туминас откажется от роли арбитра в забытом поединке Тюдоров и Стюартов, выкинет имя неистовой католички из названия своего спектакля и даст понять, что других победителей, кроме себя, режиссер не потерпит. Мало того: перед именем Шиллера в заголовке поставлено многозначительное троеточие, так что можно подумать, что чье-то имя там пропущено, а на самом деле, может быть, вообще надо читать «Играем Туминаса и Шиллера!». Или еще как-нибудь.
Надо согласиться: Туминас действительно победил. Он создал спектакль, который в репертуаре сегодняшнего рутинно-кичевого «Современника» нельзя не признать лучшим. Актеры, выбитые из накатанных схемок, делают то, что нужно режиссеру, а не то, к чему привыкли. Кому-то это удается в меньшей степени, кому-то — в большей. Марине Нееловой, например, в роли Елизаветы удается все. Многое удается и Елене Яковлевой — Марии, но по ней все-таки чувствуется, что она актриса более узкого амплуа, чем Неелова.
Римас Туминас приглашен Галиной Волчек на постановку из Литвы. Эту страну, в которой живет народу раза в два меньше, чем в одной только Москве, уместно сравнить с театральным Эльдорадо: как скажешь иначе, если три года подряд литовские спектакли у нас называют «золотыми»? Имею тут в виду «Золотую маску» за лучший зарубежный спектакль, показанный в России: Римаса Туминаса награждали за «Маскарад», а Эймунтаса Някрошюса — за «Гамлета» и «Макбета». У себя дома эти двое считаются режиссерами-антагонистами, а литовские театралы делятся на два мощных лагеря последователей Някрошюса и Туминаса.
Российский зритель тоже волей-неволей будет сравнивать Туминаса с Някрошюсом. Не знаю, можно ли тут говорить о переимчивости более старшего Туминаса по отношению к своему младшему коллеге (в Литве недоброжелатели твердят именно об этом), но уж переклички-то между режиссерами не заметить нельзя.
Весь спектакль — это длинный ряд сценических метафор и изобретений, цепляющихся друг за друга, как шестерни в часовом механизме. К слову сказать, и декорация Адомаса Яцовскиса напоминает странный проржавевший механизм, построенный как система сдержек и противовесов: одна бочка опускается, другая поднимается, цистерна качается, пар вырывается…
Подобно Някрошюсу, Туминас замешивает действие чопорной трагедии эпохи Просвещения на природных первостихиях: есть тут и вода, в которой, как вороны на мосту, мокнут королевы в ночных рубахах, и огонь (в сцене казни Марии палач откроет пробку в стеклянной чаше, позволив таким образом воде затушить колеблющееся пламя свечи)… Тело погибшего Мортимера засыпают вместо земли зерном… На авансцене сгрудилось сено, в которое пытается зарыться королева английская…
Есть несколько по-настоящему замечательных сцен. Почти мистическим образом с помощью одного лишь театрального света в спектакле отделяется от туловища голова Марии-католички, и торжественные люди в черном несут ее, бледную, через всю сцену. Не забыть и то, как решен ключевой монолог Елизаветы, от которой требуется лишь одно: Подпись, стоящая Головы. Марина Неелова вдруг превращается в огромную тростевую марионетку с неественно-кукольным смехом-плачем. Руки начинают жить отдельной жизнью, а Бастард двора (Дмитрий Жамойда) управляет движениями королевы.
Надо сказать, что таких подпорок-костылей для актеров в спектакле множество. И иногда начинает казаться, что вся великая шиллерова трагедия хромает на придуманных режиссером метафорах как на костылях. Отрицать невозможно: на костылях часто бывает сподручнее — и актерам, и даже самому Шиллеру. Но тем и отличается режиссер-мастер от режиссера-чудотворца — первый дает крепкие, хорошие костыли, а второй просто приходит и говорит: встань и иди.

Глеб Ситковский
11-03-2000
Вечерний клуб