Как же все-таки стремительно движется нынче время… Еще несколько лет назад, с оглядкой передавая друг другу «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, где описана ее жизнь в сталинских лагерях, могли ли мы представить, что увидим эту книгу на сцене, и не где-нибудь в подвале, тайно, а в «Современнике» на Чистых прудах. А сегодня мы идем на спектакль и делимся опасениями: а не окажется ли эта работа театра в некоем общем ряду, не предстанет ли ослабленной копией потрясающего человеческого документа, не повторит ли известное, сказанное?
Такое происходит уже и в театре, и на экране, и спектакль, поставленный Галиной Волчек по первой части «Крутого маршрута» (инсценировка Александра Гетмана), поначалу опасения подтверждает. Нет, Марина Неёлова сразу играет главную героиню с самозабвенной силой, но так много уже прошло перед нашими глазами драм человеческого унижения, поругания, попрания самых простых норм нравственности, что начинаешь думать с тревогой: не приглядеться, не притерпеться бы. Искусство мстит, даже если самый смелый и благородный замысел не подкрепляется единственностью, первичностью.
Однако не вполне выявленный, не вполне определившийся во вступительных эпизодах, диалогах, спектакль постепенно и неуклонно набирает силу, чтобы взорваться мучительным, переворачивающим душу финалом.
После тюрьмы и пыток измученных женщин гонят на каторгу, но это все-таки шаг за пределы душной камеры, глоток свежего воздуха, и Ежов разоблачен как враг народа, а на его место назначен некто Берия, и у него интеллигентное лицо, и грядут перемены, конечно же, к лучшему, к лучшему! О, эта истовая, слепая, страшная вера, что в нашей стране не сегодня, так завтра все переменится к лучшему, не покидавшая людей в сталинских застенках, сопровождавшая их на мученическую смерть! И эти вот женщины в тюремных робах, ставши в арестантский строй, запевают: «Утро красит нежным светом…» — чистыми, звонкими голосами, и идут нам навстречу, но на их пути с грохотом падает решетка, и обрывается песня, и сквозь прутья решетки они молча смотрят на нас… С укором, предупреждением, надеждой? Молчаливый этот крик за решеткой долго еще будет стоять в ушах.
Нас долго учили петь хором и ходить строем, решетки поднимались и падали, обрывая радостную, к мнимым избавителям обращенную песню, а люди, собравшись с силами, снова ее затягивали — будем же помнить об этом, хотя бы сегодня помнить, когда мы стали наконец понимать, что пение хором и хождение строем — отнюдь не оптимальная ситуация для самовыражения человека.
И еще нам внушали, что покорная, управляемая толпа — это и есть коллективистское единение. Женская тюрьма в «Крутом маршруте» являет собой почти запредельный образ насильственного скопления людей, их стиснутости, притертости. Страшный итог лукаво-расчетливого или бездумно-послушного упования на массу в ущерб уважению к отдельной, уникальной, неповторимой личности.
Разрабатывая текучие, нервно-подвижные мизансцены, Галина Волчек, конечно же, использовала опыт своего спектакля «Эшелон» по Михаилу Рощину. Там тоже растерянность, смятение, давка в вагоне, увозящем женщин из прифронтовой полосы в один из первых военных месяцев. Но там — суровая непреложность войны, а здесь — зловещая воля деспота, расплющивающая человека, его честь и достоинство.
До неправдоподобия много было сделано, чтобы приучить людей к существованию вне нравственных категорий, — нам ведь и сегодня трудно оттого, что приходится пожинать плоды этой дьявольской, разрушающей душу работы. И театр говорит нам о том, как жизненно важно осмыслить, пережить, принять в себя всякий опыт человеческой нерастоптанности. И здесь нужно вновь вернуться к исполнительнице роли Евгении Гинзбург — Марине Неёловой. Всей внутренней сутью своей ее героиня противостоит машине подавления, растаптывания, Маленькая хрупкая женщина несет в себе честь и достоинство тихие, но уничтожению недоступные. С мощной притягательностью истинного искусства спектакль возвращает нас к духовным приоритетам, заставляет задуматься: где же та единственная основа, откуда только и может начаться самовосстановление, возрождение?
Тревожно было в последние годы за «Современник», за случайность, необязательность многих его работ. Тем важнее сегодня сказать, что «Крутой маршрут» естественно и органично возвращает в бурную нынешнюю социальную реальность нравственные и художественные традиции старого «Современника», доказывает их жизнеспособность и плодотворность.

Константин Щербаков
23-04-1989
Московские новости