Как Марина Неелова из-за арбуза потолстела

А заболела театром Марина еще в четырехлетнем возрасте, когда мама отвела ее на балет «Щелкунчик» в Мариинку.
 — Хотя оснований для этого у меня, в общем, никогда не было, — рассказывает Неелова. — Я не красавица, всегда была очень худа — просто абсолютное вычитание. Всю жизнь меня преследовала фраза: «Ой, как ты похудела!» И меня это так мучило, я так хотела поправиться, что, когда через много лет где-то на юге я однажды стала на весы и вдруг увидела, что вместо 45 килограммов, которые всегда весила, вдруг — 48, у меня сердце просто забилось! Я подумала: наконец-то я превращаюсь в некую женщину. И тут мне тетенька, которая взвешивала, сказала: «Девушка, ну арбуз-то опустите на землю!»
Однако именно эту тонюсенькую студентку Ленинградского института работников театра, музыки и кинематографии уже на втором курсе приглашают сниматься в кино. И уже на первой своей картине «Старая, старая сказка» у Надежды Кашеверовой Неелова играет с популярнейшим в те годы Олегом Далем и? до умопомрачения в него влюбляется.
Потом был фильм «Тень» той же Кашеверовой, на съемках которого Марина знакомится с Андреем Мироновым. Совместная работа в этой и других кинолентах переросла в настоящую дружбу, которую оборвала лишь смерть Андрея. Вспоминая о нем и об Олеге Дале, Марина говорит, что место их занято никем быть не может. Незаменимые люди есть, вопреки расхожему выражению. 

Как Марина Неелова стала бородатой женщиной

Думая о театре, Неелова между тем продолжает работу в кино. Снимается в роли батрачки в первом фильме Родиона Нахапетова «С тобой и без тебя» вместе с Юозасом Будрайтисом.
 — Нас едва представили друг другу и стали готовить к любовной сцене, — рассказывает Неелова. — Нахапетов объясняет: вот дерево. Марина, ты стоишь рядом с ним. А Будрайтис тебя крепко обнимает вместе с деревом и целует. Только вот аристократичного Будрайтиса, чтобы он хоть немного походил на своего героя, русского кулака, решили сделать похуже. Наклеили ему на лицо так называемое крипе — настриженные волосы, имитирующие небритость. После этого исполнительный Юозас подходит ко мне и, как велено, обнимает. Обнимает так, что дерево и я - трещим оба. Я, как лягушка, издаю какой-то некрасивый звук. Он меня страшно целует, в результате чего все крипе на мне, я - в бороде, а он, довольный, с совершенно чистым лицом уходит

Как Родион Нахапетов делал из Нееловой батрачку

 — На следующий день, — продолжает Марина Неелова, — Нахапетов пытается сделать из меня настоящую батрачку, которая должна таскать всякие тяжести. Нашли мне какой-то мешок, набили сеном, и я его потащила. Родион недоволен. И для пущей достоверности приказывает наполнить мешок землей. В этот момент он, правда, отвлекается. Мне же приходится тащить уже совершенно неподъемную вещь. Чувствую, что все мои внутренности наматываются на уши, глаза вылезли из орбит и висят, а Родион говорит: «Марина, ну видно, что наигрываешь. Видно, что легкий мешок». Я тогда прошу его показать, как надо. Родион пытается приподнять ношу, ойкает от неожиданности, а потом в растерянности роняет: «Все равно переигрываешь».
На переноске тяжестей Нахапетов не успокоился. И чтобы Неелова до конца вошла в свой образ, он заставлял ее в шесть утра ехать на дойку… репетировать. Убедившись, что с этим Марина отлично справляется, Нахапетов послал ее убирать лен.
Колхозный бригадир продемонстрировал ей приемы. Пока группа ставила свет (что в кино может тянуться часами), Марина скосила полполя. Изумленный бригадир тут же предложил Нееловой, если ее снимут с картины, идти работать в его бригаду.

Как Юозас Будрайтис бил Неелову вожжами

Тут Нахапетов придумал очередную сцену. И стал объяснять «кулаку» Будрайтису драматичность момента:"Ты, Юозас, должен замахнуться и как следует вытянуть ее вожжами по спине. За то, что она не хочет с тобой на хуторе жить, а все рвется в колхоз. Потом вдарь ее по лицу и скажи: «Где мой обрез?» До этого Будрайтис должен был еще и толкнуть Неелову на телегу.
 — На репетиции нехлипкий Юозас брук меня туда, я - шмяк, звук раздается — кость об кость, дерево о дерево, — иронизирует Неелова. Я ему говорю: «Юозас, ты немножко так направляй все-таки». Он - мне: «Нет, ты сама как-то выворачивайся, я не знаю, как тебя толкать, у меня же темперамент, я не могу». (Марина поразительно похоже пародирует литовский акцент Будрайтиса. — К. М. ) И - шарах меня снова. Я вся в синяках: ноги — синие, руки — синие, лицо — побито. Пять раз он меня бьет. Рука у него тяжелущая. На крупном плане хорошо видно, как у меня голова при каждом его ударе буквально отлетает от туловища. А Родион задумчиво так: «Нет, как-то ненатурально, давай еще раз». После очередного дубля Нахапетов снова в раздумьях:
«Странно, не могу понять. Так — вроде бы нормально. А в камеру смотрю — как-то ненатурально получается. Ты как следует дай ей!»
Послушного Будрайтиса долго упрашивать не пришлось. В итоге после многочисленных дублей у Нееловой на лице алели четыре рубца. Актриса, правда, отыгралась, когда ей надо было ответить мучителю-кулаку, мешавшему коллективизации. Одного дубля оказалось вполне достаточно. После завершения сцены батрачка и кулак кинулись друг к другу в объятия, извиняясь за побои. И только Нахапетов стоял и бормотал: «Ну, не знаю, ненатурально как-то».

Как Валентин Гафт Неелову усыпил

В театр Неелова наконец-то попала. Правда, сперва на сцену Моссовета, а уж потом в долгожданный и любимый «Современник». Одно время даже совмещала работу в обоих театрах, да еще была занята в фильме «Слово для защиты». Из-за нехватки времени ей приходилось сниматься по ночам, утром ехать на репетицию в «Современник», вечером — на спектакль в театр Моссовета, ночью —вновь на съемки.
Эта карусель продолжалась две недели, а тут еще Неелову пригласили играть спектакль «Записки Лопатина» по пьесе Симонова. Впервые ей предстояло встретиться на сцене с Валентином Гафтом. И вот во время репетиции Марина, по пьесе, должна была прилечь на раскладушку. А Гафт в это время произносил свой монолог. Неелова его уже не слышала, потому что крепко… спала. Разбудила ее Галина Борисовна Волчек, сказав, что впервые видит что на сцене можно заснуть, и предложила наконец определиться с театрами. Неелова выбрала «Современник».
А Гафт то ли это ей не забыл, то ли в силу своего характера припомнил раскладушку Марине совершенно неожиданным образом.
 — Был такой диалог в спектакле, когда я рассказывала о войне, а герой Гафта должен был мне говорить: «Нет, вы не рассказывайте, если не хотите», — вспоминает Неелова. — Я в ответ должна была произнести: «Нет, я хочу вам сказать, я только думаю, как покороче». Дошли мы до этого момента, а Гафт после моей реплики вдруг говорит: «Нет, ну не надо, зачем рассказывать? Тяжело, война?» Я говорю: «Да нет, я хочу рассказать, я просто думаю, как покороче». А он: «Да не надо рассказывать! Война — это страшно, тяжело». Я, как попугай, твержу свою фразу, не понимая, что делать дальше.
Зрители, как мне кажется, тоже в полнейшем недоумении. Я делаю Гафту глаза и опять — свое: «Я все же хочу рассказать!»
Так мы с ним препираемся в течение пяти минут. Я понимаю, что все кончено, и говорю: «Да, пожалуй, я не буду рассказывать». А он вдруг: «Нет, вы мне расскажите все-таки!» Теперь он стал меня упрашивать. Но я, как иезуит, тоже продержала его минут пять. Не знаю, о чем уж тут думали зрители? Может быть, что в такой форме у героев спектакля зарождается любовь?
В конце концов я начинаю рассказывать и говорю:
«Война…» Он: «Да, война». Я: «Тяжелая…» Он: «Да, тяжелое время». Я понимаю, что у нас идет какое-то па-де-де. И, уходя со сцены, уже за кулисами заявляю: «Знаете что, Валентин Иосифович, если вы еще раз позволите себе вот так вторить, я уйду со сцены, будете играть один!»

Как Марина Неелова ждала поцелуя

Но свои штучки Гафт так и не оставил. Неелова вспоминает, как однажды в «Трех сестрах» он, Вершинин, признаваясь ей в любви, произносил свой монолог:
«Люблю ваши движения, которые мне снятся, люблю ваши волосы…» И при этих словах, стоя спиной к зрительному залу, показывал Нееловой, что пытается достать изо рта застрявший волос, шепча: «Волос такой большой, что я его даже достать не могу». Дальше должен был следовать поцелуй.
 — С этим поцелуем тоже фантастическая история, — говорит Неелова. — На репетициях Гафт меня целовать отказывался, хитро предупреждая, что пока подготовится, а поцелует на премьере. И вот настает момент. Он подходит, опрокидывает меня, и мое лицо уходит куда-то в тоннель. Я вижу там все: язык, складки кожи и чувствую, как мой парик съезжает с головы? Так что можете представить мои ощущения, когда Гафт говорил мне о волосе у него во рту перед поцелуем, который и сам по себе был испытанием?

Карен Маркарян
18-10-1997
Комсомольская правда